Витольд Новодворский - Иван Грозный и Стефан Баторий: схватка за Ливонию

Замойский разделил солдат, готовых идти на штурм, на три отряда: разведочный, собственно штурмовой и резервный. Разведочный отряд (двадцать поляков и пятьдесят немцев) получил приказ подойти как можно ближе к пролому, сделанному венграми, осмотреть его и, если возможно через него пробраться в город, подать криком сигнал, по которому штурмовые колонны пойдут на приступ. Первыми на штурм предстояло идти копейщикам, за ними была очередь пищальников, ждали своего часа пехота и конница.

Около полудня в лагере Батория раздался барабанный бой. По этому сигналу кавалерия выехала из лагеря и окружила город, а штурмовые колонны заняли свои позиции. Король остановился над рекой Великой, у венгерских траншей, в месте, куда не достигали неприятельские выстрелы. После того как произвели несколько залпов по стенам, чтобы согнать с них стрельцов, поляки из разведочного отряда отправились исполнять данное им поручение; вскоре они возвратились назад и донесли, что пройти в город можно.

Тогда пошли в атаку штурмовые колонны. Поначалу произошло замешательство; издали казалось, что брешь слишком мала и через нее большой массе людей войти в город невозможно. Однако вскоре был достигнут первый успех: венгры заняли Покровскую башню и вывесили на ней четыре знамени [105]. Затем и поляки, во главе со своими командирами Пенионжком и Стадницким, ворвались во вторую брешь и захватили Свинусскую башню.

Быстрый натиск напугал русских; они пустились бежать, но были остановлены воеводой Иваном Шуйским; не последнюю роль сыграл и вид мощей, икон и хоругвей, которые приказал вынести навстречу бегущим игумен Тихон, совершавший богослужение в соборной церкви св. Троицы. Стрельцы опомнились, возвратились назад и начали теснить тех, кто успел пройти через проломы. Венгры и поляки, занявшие башни, неожиданно очутились в очень сложном положении. Русские сумели поджечь обе башни. Под Свинусской башней пламя разгоралось сильно, и поляки отступили [106], венгры же продержались до самого вечера. Потери королевского войска были значительны: одних поляков было убито по меньшей мере 500 человек; кроме того, пало много немцев и венгров; очень многие получили раны от каменьев, кольев и топоров [107].

Потери защитников крепости были еще больше: 863 убитых и 1626 раненых. Псковитяне легко могли бы укрываться от неприятельских выстрелов за валом, но, увлекаемые пылом сражения, они бросались в бой слишком опрометчиво, а потому и жертв принесли больше, чем следовало.

Неудача штурма [108]привела осаждающих в уныние, которое еще более усилилось оттого, что после штурма выяснился сильный недостаток пороха; из‑за этого пришлось прекратить обстрел города [109]. На следующий день созвали военный совет для того, чтобы обсудить дальнейший план действий. Решено было послать за порохом в Ригу и к герцогу Курляндскому. Совет решил, что взять Псков приступом нет никакой возможности, а потому постановлено было принудить город к сдаче строгой осадой, то есть придерживаться того плана, который намечался уже в самом начале кампании и который, несомненно, имелся в виду самим Баторием. Замойский предложил отпустить домой волонтеров, которые не готовы были к продолжительной службе и все равно могли покинуть армию, когда начнутся морозы; с отпуском их, говорил он, легче будет снабжать армию продовольствием. Однако Баторий с этим не согласился: он опасался, что уменьшение армии усилит надежды осажденных и сделает Ивана менее сговорчивым относительно условий будущего мира.

Псковитяне сильно воодушевились после отраженного приступа. На следующий день после него они повесили на городской стене взятого в плен венгра и при этом кричали солдатам Батория: «Видите, как висит ваш венгерец? Так и всех вас повесим». Грозили повесить и самого короля, крича: «Что это за король у вас? Не имеет ни зелья (пороха. — Прим. ред .), ни денег; приходите к нам, у нас и зелья, и денег, и всего много». И как бы в доказательство этого днем и ночью стреляли по неприятельскому лагерю, не нанося ему особенного вреда, поскольку портили только осадные корзины.

Пока королевское войско приходило в себя, русские деятельно работали над своими укреплениями. Против проломов в городской стене поставлена была деревянная стена с многими башнями, проведены новые рвы, и в них поставлен дубовый острог, заготовлены материалы для отражения нового штурма — между прочим, сеянная известь, чтобы засыпать глаза врагам.

15 сентября Замойский получил известие, что по реке Великой движутся на судах на помощь городу московиты; гетман выставил стражу, но все равно два московских судна проскользнули в город. Тогда Замойский поставил на реке две барки и разместил в одной 100, а в другой 60 немецких пехотинцев; саму же реку перегородили бревнами и цепями [110].

В ночь с 16 на 17 сентября московский отряд пытался на 17 судах пробраться в город, но наткнулся на заграждение и был разбит стражей. Московиты успели высадиться на противоположном берегу реки, но были встречены здесь венгерским отрядом, который стал преследовать. В погоню посланы были и польские всадники. Одни московиты были убиты, другие утонули; 150 человек попали в плен, в том числе и один воевода; другой воевода погиб в сражении [111]; захвачены были и все суда, за исключением одного, которому удалось ускользнуть.

После штурма в лагере Батория наступило затишье: крепость не обстреливали за недостатком пороха [112]. Королевская армия занялась устройством подкопов в трех местах, производя два подкопа без особенных предосторожностей, чтобы отвлечь внимание русских от третьего подкопа, о существовании которого даже в лагере Батория не многие знали. Узнав от перебежчика, где устраиваются первые два подкопа, псковитяне повели им навстречу свои собственные, ниже неприятельских, и взорвали их. Но и работа в тайном подкопе потерпела полную неудачу, поскольку солдаты уткнулись в скалу, которую невозможно было ни пробить, ни обойти; так что работу пришлось прекратить.

После этого решено было отставить все иные способы одолеть псковский гарнизон и ограничиться одной только осадой, то есть, с одной стороны, не пропускать в город подкрепления и продовольствие, а с другой — отражать вылазки из него. Когда стало ясно, что точно не миновать зимовки под стенами Пскова, король и именитейшие люди построили себе деревянные дома.

Солдатам же не оставалось ничего другого, как зимовать в землянках. Положение армии становилось все хуже: прошел всего месяц от начала осады, а она уже испытывала недостаток в сене, овсе, вообще в продовольствии, за которым приходилось посылать все дальше. Солдаты начинали поговаривать, что служить будут только до срока, обозначенного уговором. В неудачах винили Замойского; строгость его вызывала у многих ненависть.