Валерий Никоноров - «Свистящие стрелы» Маодуня и «Марсов меч» Аттилы. Военное дело азиатских хунну и европейских гуннов

Как и лук, меч считался у гуннов сакральным объектом: они поклонялись ему как богу войны. Историк Иордан со ссылкой на Ириска Панийского сообщает по этому поводу, что царь гуннов Аттила «по природе своей всегда отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признававшегося священным у скифских царей. Историк Приск рассказывает, что меч этот был открыт при таком случае. Некий пастух, говорит он, заметил, что одна телка из его стада хромает, но не находил причины ее ранения; озабоченный, он проследил кровавые следы, пока не приблизился к мечу, на который она, пока щипала траву, неосторожно наступила; пастух выкопал меч и тотчас же принес его Аттиле. Тот обрадовался приношению и, будучи высокомерным, возомнил, что поставлен влыдыкою всего мира и что через Марсов меч ему даровано могущество в войнах» (Iord. Get. 183; Prise, fr. 8 D = 12, 1 В). {80} 80 См. также: Maenchen-Helfen, 1973. Р. 278 — 280. , [3] Культ меча как символа власти и военной мощи хорошо засвидетельствован и у древних народов. В частности, сообщается, что аланы не имеют «ни храмов, ни святилищ… но они втыкают в землю, по варварскому обычаю, обнаженный меч и благоговейно поклоняются ему как Марсу, покровителю стран, в которых они кочуют» (Amm. Marc. XXXI, 2, 23).

Сохранилось упоминание о гуннском тяжелом поясе, украшенном золотом (Merob. Pan. II, 79–80), к которому, надо полагать, подвешивался не менее богато убранный меч.

Важно отметить, что ни один из письменных источников не называет в комплексе вооружения европейских гуннов ни дротики, ни какие-либо другие разновидности копья. Данное обстоятельство, а также тот факт, что в Северном Причерноморье из памятников гуннской эпохи происходит только одна находка наконечника копья (рис. 47, 13), позволяют согласиться с выводом, что «этот вид оружия не был распространен в гуннском войске» {81} 81 Засецкая, 1994. С. 35. . Конечно же, речь не идет о полном отрицании самой возможности использования копий гуннами вообще. Тот факт, что гунны практически мало использовали копья, может быть объяснен единственно их приверженностью к тактике преимущественно дистанционного боя.

Подобно другим кочевым народам Евразии, гунны использовали в боевых действиях аркан (лассо). По словам Аммиана Марцеллина, гунны «опутывают врагов брошенными с размаха арканами, чтобы, обвязав члены сопротивляющихся, лишить их возможности усидеть верхом или уйти пешком» (Amm. Marc. XXXI, 2, 9). Другой древний автор (Sozom. VII, 26, 8) указывает, что гунны, приготовив лассо, бросали его поднятой правой рукой, опираясь при этом на свой щит, с намерением утащить попавшую в петлю жертву к себе и своим соплеменникам. Необходимой составляющей техники владения лассо было умение захватить неприятеля врасплох, не позволяя ему предпринять какие-либо контрмеры. Конь же самого метателя лассо был приучен быстро останавливаться.

Арканы крепились к седлу или же к поясу самого всадника — в последнем случае при помощи специального блока-грузила. Из могилы хуннского времени в Ильмовой пади (Забайкалье) происходит костяной предмет, представляющий собой, возможно, блок от аркана, а в одном из древнетюркских захоронений могильника Кудыргэ на Алтае был обнаружен его аналог из камня, подвешенный к поясу погребенного. Вот описание кудэргинского блока:

Прямое основание, округлая головка и два отверстия для продевания ремня, закрепленного, судя по сношенности, узлом в большом отверстии… обычная форма подобных блоков {82} 82 Гаврилова, 1965. С. 31, табл. ХVII/3; Хазанов, 1971. С. 51. .

Для темы боевого применения лассо гуннами представляет интерес один из сохранившихся пассажей из «Истории» Олимпиодора, повествующий о том, что готский военачальник Сар был взят в плен воинами везеготского вождя Атаульфа при помощи арканов (Olymp. fr. 17 D = 18 В). Учитывая, что в армии Атаульфа находились гунны (Zosim. V, 37,1), можно предположить, что Сара захватили, скорее, именно они. Также обращает на себя внимание один описанный в «Хронографии» Иоанна Малалы эпизод из римско-персидской войны 421–422 гг. В нем рассказывается, как воевавший в рядах имперских войск гот Ареобинд встретился в поединке с персидским витязем Ардазаном. Ареобинд «имел при себе лассо, по готскому обычаю», и когда перс атаковал его с пикой наперевес, то, увернувшись вправо, он набросил на того аркан, стащил с коня и заколол (Malal. 364, 14 –17). Присутствующее в этой истории выражение «по готскому обычаю» едва ли следует воспринимать буквально, поскольку сами готы в лучшем случае могли только позаимствовать лассо — это типичное оружие номадов — и технику обращения с ним у гуннов или аланов.

Доспехи не были широко представлены в комплексе вооружения гуннов, что полностью соответствовало их тактике (см. главу 14, раздел Б). Сообщается, в частности, что они употребляли щит. Это следует из рассказа Созомена о попытке одного из гуннских воинов во время набега на Мезию пленить при помощи лассо Феотима, епископа города Томы: для того чтобы метнуть аркан, гунн «оперся на щит, как это обыкновенно делал, вступая в сношения с врагами» (Sozom. VII» 26,8). Этот гуннский щит представлял собой, вероятнее всего, сравнительно небольшой и легкий деревянный щит, обтянутый кожей и потому вполне пригодный для применения в кавалерии. Подобный небольшой щит круглой формы фактически защищал только верхнюю часть туловища конного бойца от ударов вражеского оружия, тогда как его нижнюю часть в какой-то мере прикрывала высокая передняя лука седла жесткой конструкции, которую поэтому при нападении стремились разрубить {83} 83 Липец, 1984. С. 68. .

В нашем распоряжении имеются два конкретных упоминания о металлических шлемах у гуннов. В одном случае головной гуннский доспех фигурирует как позолоченный (Merob. Pan. II, 83). В другом Сидоний Аполлинарий говорит о гуннской практике намеренного обезображивания лиц гуннов-мужчин еще в детстве для большего соответствия их нуждам войны: «Затем, для того чтобы над щеками не выдавалась двойная трубка [носа], обвязанный вокруг [головы] бинт сдавливает нежные ноздри, чтобы они входили под шлемы» (Sidon. Carm. II, 253–255). Возможно, эти шлемы были снабжены наносниками и относились к известному позднеримскому типу Spangenhelm (нем.), который характеризовался конусовидной формой каркаса, обычно состоявшего из четырех (иногда больше) направленных вверх металлических полос (рис. 47, 17) {84} 84 James, 1986. Р. 113 — 117, 128 — 134; Bishop, Coulston, 1993. R 172; Southern, Dixon, 1996. P. 95 — 96. . Впрочем, упомянутые Сидонием боевые наголовья могли принадлежать к шлемам другого, так называемого «конькового» (англ. ridge) типа, которые в IV — начале V в. существенно преобладали среди других видов римских головных доспехов. Конструктивно они состояли из двух металлических скорлупообразных половин, причем каждая из них, в свою очередь, была либо цельной, либо набранной из нескольких (трех) пластин, и в том или ином виде обе половины скреплялись между собой продольной металлической полосой, своего рода «коньком». Эти шлемы дополнительно снабжались наносником, нащечниками и пластиной для защиты шеи. В качестве их непосредственного прототипа справедливо рассматривается раннесасанидский железный шлем, который был найден в Дура-Европос в исключительно драматическом археологическом контексте, имеющем самое прямое отношение к осаде этой римской крепости на берегу Евфрата персидскими войсками в 250-е гг. Таким образом, для римских шлемов рассматриваемого типа достаточно надежно установлено восточное происхождение {85} 85 James, 1986; Bishop, Coulston, 1993. P. 167, 169 — 172; Southern, Dixon, 1996. P. 92 — 95. .