Борис Рыбаков - Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности

В историографических обзорах былиноведения нередко наблюдается стремление четко выделить обособленные школы с постоянными признаками: «мифологическую», «историческую», «славянофильскую». Такой подход оказывается излишне схематичным, т. к. многообразие мнений и суждений далеко не всегда укладывается в рамках этих школ, а некоторые их признаки и принципы перекрещиваются или прослеживаются и у последующих поколений исследователей. Так, например, мифологический подход к основам былин характерен не только для представителей «мифологической школы» середины

XIX в. вроде Ф.И. Буслаева, А.И. Афанасьева, но и в известной степени свойственен советскому исследователю В.Я. Проппу, писавшему сто лет спустя, в середине XX в. Славянофил О.Ф. Миллер в основу былин клал древний миф, а славянофил же К.С. Аксаков — историческую действительность. Споры о народном или аристократическом происхождении былин, так оживившиеся в 30-е гг.

XX в., восходят к первым давним работам о былинах. Еще Орест Миллер писал: «Не прославляя князя, ставя его совершенно в тень, былины столь же мало прославляют и его дружину, которая должна разуметься в былинах под окружающими его и также совершенно безличными и ничтожными «князьями-боярами», иной раз даже прямо осмеиваемыми» {324} 324 Миллер О. Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом народного русского эпоса. Илья Муромец и богатырство киевское. СПб., 1870. С. XXIII. .

Поэтому, рассматривая историю изучения былин, правильнее будет говорить не столько о школах, сколько о разных подходах к тому или иному вопросу, о разных теориях.

Мифологический взгляд на былины был естественным результатом первичного ознакомления русской науки с огромным и ярким фольклорным материалом, раскрывающим пережитки первобытного мировоззрения, сохранившиеся в русском крестьянском фольклоре. Трехтомный труд А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865–1869) был итогом длительной собирательской работы, его влияние долго ощущалось в науке.

Мифологическая теория уводила происхождение былин в глубокую первобытность и связывала их с древними представлениями славян о природе; мечи и стрелы богатырей считались символами молнии; былинный змей — символом зимних облаков и туманов; былинного князя Владимира Красное Солнышко отождествляли с языческим Дажьбогом, а Илью Муромца — с Перуном. Соловей-Разбойник рассматривался как демон тучи, похитивший живую воду-дождь, а его золота казна как небесные светила, закрытые тучами. А.Н. Афанасьев писал: «Пиво, которое пьет Илья Муромец, — старинная метафора дождя». Илья, властитель молний, в зимнее время как бы скован и бездействует, «пока не напьется живой воды, т. е. пока весенняя теплота не разобьет ледяных оков и не превратит снежные тучи в дождевые» {325} 325 Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1865. Т. I. С. 304, 305. .

Микула Селянинович расценивался не как пахарь, приглашенный в княжескую дружину, а как славянское языческое божество земледелия.

В этих поисках родной славянской мифологии сказывалась в известной мере реакция против классицизма, воскресившего античную мифологию и наводнившего ею русское искусство. Мифологам казалось, что теперь они знают жизнь и дела своих русских богов. В таких прямолинейных сопоставлениях было очень много наивного, и скоро сами сторонники мифологической теории поняли, что былины — более сложное явление, и ввели периодизацию, учли «слоевой состав» былин. Мифологический элемент при этом был отодвинут в отдаленные времена, а более поздним слоем стали считать историческую обстановку, отразившуюся в былинах. Ф.И. Буслаев и О.Ф. Миллер отказались от сплошной мифологической символичности эпоса. «Издавна существовавшая в нем (в эпосе. — Б. Р.) борьба мифическая перенесена была с неба на землю, на былевую, т. е. историческую почву» {326} 326 Миллер О. Сравнительно-критические наблюдения… С. 809. .

Ф.И. Буслаев, считающийся одним из родоначальников мифологической школы, в своих ранних работах действительно был сильно увлечен мифологическим истолкованием былинного эпоса {327} 327 Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. I. , но уже через десять лет дальнейших размышлений на эту тему он высказал немало горьких и ироничных слов в адрес мифологической теории: «По этой теории все объясняется легко, просто и наглядно, какое бы событие ни рассказывалось, будь то похищение невесты, единоборство богатырей, подвиги младшего из трех сыновей, спящая царевна и т. п. Все это не что иное, как тепло или холод, свет или тьма, лето или зима, день или ночь, солнце и месяц с звездами, небо и земля, гром и туча с дождем. Где в былине поется о горе, по этой теории разумей не гору, а тучу или облако; если богатырь поражает Горыню, это не богатырь и не Горыня, а молния и туча» {328} 328 Буслаев Ф.И. Бытовые слои русского эпоса. М., 1871. С. 246. .

Далее Буслаев упрекает мифологов в том, что они как бы накладывают древнейший слой былинного эпоса «не на твердую почву русской местности, а именно на эту первобытную трясину». Отрекаясь от беспочвенной мифологической теории, Буслаев призывает к признанию принципа историзма: «Итак, из первобытного хаоса нагроможденных стихий мы вышли на вольный свет истории. Под нашими ногами не зыбкая среда, составленная из туч и дождей, а земля Русская, с ее географическими урочшцами… русский народный эпос служит для народа неписанною традиционного летописью, переданною из поколения в поколение в течение столетий. Это не только поэтическое воссоздание жизни, но и выражение исторического самосознания народа» {329} 329 Там же. С. 251. .

«…Позднейшему историческому эпосу должен был служить основой эпос ранний, воспевающий князя Владимира с его богатырями. Уже на этом раннем эпосе народ привык относиться исторически к своему прошедшему» {330} 330 Там же. .

Широкая распространенность сходных мифологических сюжетов, их общечеловеческие черты, объясняемые конвергенцией, привели к так называемой теории заимствований, согласно которой сюжеты русских былин и многие былинные ситуации объявлялись чужеродными, прямо заимствованными у народов Востока и Запада. Теория заимствований была неизбежным этапом первичного ознакомления с фольклорным богатством разных народов, когда исследователи еще не разобрались в новом для них материале, не выяснили более глубоких причин сходства мифологических или эпических сюжетов и общих законов развития творчества. Позднее сравнительный метод более успешно применял А.Н. Веселовский, давший анализ былин и духовных стихов на очень широком сопоставительном фоне.