Борис Рыбаков - Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности

Третья карта (900–970 гг.) дает нам сильное сокращение числа кладов, а четвертая карта (после 970) фиксирует почти полное исчезновение монетных кладов в земле Вятичей {168} 168 Там же. Рис. 24 и 31. . Нельзя не поставить это в связь с покорением Вятичей Киевом. В 964 г. Святослав познакомился с вятичами во время похода на Волгу, а в 966 г. «Победи Вятиче Святослав и дань на ня възложи». Вятичи сопротивлялись Киевской Руси и при князе Владимире:

981 г. «В семь же лете (Владимир) и Вятичи победи и възложи на ня дань от плуга, якоже и отьць его имаше. В лето 6491 (982) Заратишася Вятичи и иде на ня Володимер и победи я второе» {169} 169 Шахматов А.А. «Повесть временных лет». С. 76 и 99. .

Три войны Киева с Вятичами за 16 лет привели к падению самостоятельности этого племенного союза и к прекращению его торговых связей со странами Востока. Очевидно, вятической данью пользовалась уже не местная вятическая знать, а киевская. Недаром Гардизи, писавший уже после покорения вятичей, не включил в свой труд рассказ о полюдье.

Кроме монетных кладов, представляют интерес и вещевые находки VIII–IX вв. восточного происхождения. Таков, например, клад вещей и монет из с. Железницы (близ Зарайска) с арабскими монетами VII–IX вв. (618–878 гг.). Среди вещей есть серебряные шейные гривны, серьги салтовского типа и серебряные височные кольца, которые можно счесть прототипом вятических и радимичских семилучевых и семилопастных височных колец, восточное происхождение образцов которых предугадывали еще археологи XIX в. {170} 170 Рыбаков Б.А. Ремесло древней Руси. С. 103–106.

Из состава железницкого клада особенно интересен серебряный наконечник пояса с типично восточным сюжетом: на золоченом фоне рельефно изображена сцена, символизирующая круговорот жизни: в левой части пространства изображено ветвистое дерево (яблоня?) с раздвоенными корнями. У дерева стоит лань и щиплет листья; за ланью находится лев, занесший лапу над ланью.

В связи с этими несомненными следами торговли Вятичей с Востоком в IX в. следует внимательнее отнестись к такому магистральному пути, как Дон, текущему из самой сердцевины земли Вятичей и называвшемуся у восточных авторов в своем нижнем течении «Славянской рекой».

В «Худуд ал-Алем» описывается река, имя которой востоковеды читают то как Дуна, то как Руса. Описание ее течения таково, что заставляет предполагать путаницу, смешение двух рек с близкими названиями и близкими начертаниями на карте. Так как в начале говорится о реке, текущей из области славян (в данном случае не вятичей) к Киеву и к двум другим русским городам, то ясно, что речь идет о Днепре. Продолжение же описания перескакивает на реку, текущую рядом с кипчаками и печенегами (кочевавшими между Доном и Волгой), изгибающуюся к югу (и Днепр и Дон изгибаются сходно) и впадающую в Итиль-Волгу! Во втором случае речь идет несомненно о Доне, конфигурация которого в южной части близка к Днепру; корень «Дон», «Дън» присутствует в именах обеих рек. Дон не впадает в Волгу, но проплыть по Дону и волоками добраться до Волги было возможно, и этим широко пользовались в IX–XI вв.

Такая отрывочность описания рек, облегчающая возможность возникновения ошибки, объясняется тем, что информаторы хорошо знали наезженный и измеренный путь из Булгара в Киев, путь, пересекавший реки, а не шедший по рекам. Поэтому ни об одной реке, кроме Волги, не сказано, куда она впадает, где ее устье. Поэтому и возникла путаница. В этой путанице есть одна ценная деталь: ошибиться относительно впадения Дона в Волгу можно было только в том случае, если информатору говорили о том, что по этой реке можно попасть в Волгу и добраться до Итиля-города.

Несомненные связи края Вятичей с Востоком в конце VIII — начале IX в. могли осуществляться путем Дон-Переволока-Волга и город Итиль на Волге. Обратный путь славян-вятичей (учитывая сложность подъема вверх по течению) мог идти сначала по Волге, затем вниз по Нижнему Дону («реке славян»), а потом от Азовского моря, которое считалось «крайним пределом славян, идущих далее на север», по знаменитому водоразделу, который в XVI–XVII вв. получит наименование Муравской дороги, на север к славянам-вятичам, к их столице Хордабу-Корьдну, где-то близ древнего Дедославля. Самые южные поселения вятичей, дотягивающиеся до Воронежа, могут объясняться стремлением закрепиться в воронежских лесах на важном перекрестке путей из Булгара в Киев и из Хордаба в Итиль. Впрочем, самый перекресток принадлежал Руси, и жители первого с востока города ВАНТИТ «были похожи на русов».

Предположение о таком круговом пути, шедшем из Вятичей вниз по Дону, а обратно из Хазари по Муравскому шляху объясняет нам распространение древнейших форм семилучевых височных колец поблизости от обратной сухопутной дороги и проникновение их к радимичам. Если один из узлов древних путей приходился на лесистый район Воронежа, где донской речной путь пересекался «гостинцем» Киев-Булгар, то вторым узлом было пересечение сухопутной водораздельной дороги верховьями днепровских рек Пела и Сейма и тем же самым «гостинцем». Главенствовал в этом районе древний Курск. Отсюда восточные вещи и монеты (в значительно меньшем размере, чем у вятичей) распространялись на северо-запад к радимичам.

Предложенный маршрут (Дон-Итиль; Итиль-Меотида-водоразделом до Хордаба) объясняет многое в истории внешних связей вятичей, а отчасти и радимичей. Прежде всего это разъясняет частые отождествления в восточных источниках Нижнего Дона со «Славянской рекой» и указание на Азовское море как на предел распространения славян. Славяне и именно их вятическая часть должны были часто встречаться и в самом Итиле (об этом мы хорошо знаем), и на Нижнем Дону, который они использовали при обратных поездках из Итиля, и на северном побережье Азовского моря, откуда они двигались далее на север по гребню водораздела (близкого к позднейшему Муравскому пути), ведшего к району Дедославля, возможному району расположения Корьдна-Хордаба (Городни?). Установление донско-муравского кругового маршрута, проходившего в своих южных отрезках через хазарские владения, возможно, разъяснит нам еще одно недоумение, связанное с летописным упоминанием дани хазарам. Обычно дань выражалась в тех или иных меховых единицах (белая веверица, черная куна) и только в тех случаях, когда речь идет о дани вятичей и радимичей хазарам, летопись упоминает звонкую монету «шеляг» (885, 964 гг.). Не связано ли это с уплатой таможенных, проездных пошлин теми славянскими дружинами, которые везли свои товары в хазарскую столицу Итиль? Трудно было требовать уплаты дани монетами с рядового земледельческого населения земли Вятичей и вполне естественно взимать дань серебром с той славянской знати, которая везла товары в Итиль (об участии славян, не входивших в состав Руси, в более далеких поездках, никто из авторов не говорит), входила в какой-то мере в судебную администрацию Итиля и, судя по кладам, накапливала огромное количество монетного серебра у себя дома.