Лев Троцкий - Преступления Сталина

новая каста поднималась над советским обществом, тем более сильные средства нужны ей были для разгрома противников и устрашения масс. Именно здесь Сталин полностью развернул те опасные качества, о которых предупреждал Ленин: грубость, нелояльность, склонность к злоупотреблению (C)ласти. Кремлевский повар стал готовить самые острые блюда. Еще живые традиции революции заставляют Сталина чувствовать свою власть как узурпацию. Поклонение революции, униженное и раздавленное, продолжает оставаться в его глазах угрозой. Боясь масс больше, чем когда либо, он противоставляет им бюрократический аппарат. Но самый аппарат этот никогда не достигает необходимой "монолитности". Старые традиции и новые запросы общества порождают в аппарате трения и критику. Отсюда постоянная необходимость "чистки". А так как нельзя сказать народу, что арестам, ссылкам и расстрелам подвергаются люди, которые требуют урезки привилегий бюрократии и улучшения положения масс, то газетную клевету и травлю против оппозиции пришлось постепенно заменить судебными подлогами. Тоталитарный режим, в котором следователи, судьи, подсудимые и пресса одинаково в руках секретной полиции, вполне допускает такие эксперименты в Берлине как и в Москве. А так как для касты выскочек опаснее всего те представители революционного поколения, которые хоть отчасти сохранили верность старому знамени, то ГПУ доказывает, что старые большевики -- сплошь шпионы, изменники и предатели

Метод ГПУ есть метод импровизированной инквизиции: абсолютная изоляция, арест родных, детей, друзей, расстрел "непокорных" обвиняемых во время следствия (Карахан, Енукидзе, многие другие), угроза расстрела близких, монотонный вой тоталитарной печати -- в совокупности этого достаточно, чтобы разрушить нервы и сломить волю. Так без каленого железа и кипятку можно добыть необходимые "добровольные признания".

Еще до недавнего времени Сталин был несокрушимо убежден во всемогуществе этой системы. Вряд ли, однако, он сохраняет это убеждение сегодня. Каждый судебный процесс порождает недоумения и тревогу не только в народе, но и в самой бюрократии. Чтобы подавить недовольство, приходится ставить новый процесс. Под этой дьявольской игрой чувствуется еще подавленный, но возрастающий напор нового общества, которое предъявляет спрос на более свободные, культурные и достойные условия существования. Борьба между бюрократией и обществом становится все более ожесточенной. В этой борьбе победа остается неизменно за народом. Московские процессы -только эпизоды бюрократической агонии. Режим Сталина будет сметен историей.

1 марта 1938 г. Койоакан

ЧЕТЫРЕ ВРАЧА И ТРИ ЖЕРТВЫ293

Четыре врача на скамье подсудимых обвиняются в убийстве двух советских сановников, Куйбышева и Менжинского, и писателя Максима Горького. До сих пор считалось, что эти три лица умерли от болезней, которые, по крайней мере у Менжинского и Горького, тянулись много лет. Акты о смерти были подписаны полудюжиной светил советской медицины и народным комиссаром здравоохранения. Трупы были сожжены. О новой медицинской экспертизе не может быть и речи. На чем же основывается обвинение? Очевидно, на "добровольных признаниях".

Двух из медиков -- "террористов" Левина и Плетнева -- я хорошо помню лично. Они были официальными врачами правительства с первых лет революции. Двух других, Казакова и Виноградова, помню только по фимилиям. В качестве врачей они не могли мечтать о более высоких постах, чем те, которые они занимали. В политической жизни они не принимали участия. Каковы же могли быть мотивы совершения ими самого ужасно го из всех преступлений: убийства больного врачом?

Это обвинение становится еще необъяснимее, если присмотреться к трем предполагаемым жертвам террора.

Куйбышев, хотя и принадлежал к советскому Олимпу, но никто не считал его самостоятельной фигурой. Его передвигали с поста на пост как бюрократическую полезность. Авторитетом в партии он не пользовался, политических идей не имел. Кому и зачем понадобилось убивать его?

Менжинский, уже тяжело больной, стал во главе ГПУ после смерти Дзержинского, в 1927 г. Доверенным лицом Сталина в ГПУ для выполнения наиболее секретных поручений был на самом деле Ягода. Но так как Ягода, один из нынешних обвиняемых, пользовался заслуженным презрением, то больной Менжинский назначен был в качестве прикрытия. На официальных заседаниях Менжинский обычно полулежал с перекошенным лицом. Его смерть наступила не раньше, а позже, чем ждали. Зачем нужно было его отравлять?

Самым поразительным является, однако, включение в список "убитых" Максима Горького. Как писатель и человек, он пользовался широкими симпатиями. Политиком не был никогда. В октябре 1917 г. и позже он был идейным противником большевиков, но сохранял с ними всеми прекрасные личные отношения. С молодых лет болел туберкулезом и жил в Крыму, затем в фашистской Италии, где, ввиду чисто литературного характера своей деятельности, не встречал никаких затруднений со стороны полиции Муссолини. В последние годы Горький снова поселился в Крыму. Так как он был очень жалостным и поддавался всяким влияниям, то ГПУ окружало его под видом сек-ретарей и машинисток кольцом своих агентов. Их задачей было

-не допускать к Горькому нежелательных посетителей. Какой

"смысл был в убийстве 67-летнего больного писателя?

Невероятный выбор исполнителей и жертв со стороны ГПУ

объясняется тем, что даже самый фантастический подлог приходится все же строить из элементов действительности. Положение ГПУ оказалось очень затруднительным: несмотря на то, что "заговор", как теперь выяснилось, начался уже с 1918 г.; несмотря на многочисленность террористических "центров", во главе которых стояли традиционные вожди большевистской пар-тии, члены ЦК и правительства; несмотря, наконец, на участие в заговоре наиболее выдающихся генералов Красной армии (Тухачевский, Якир и др.), реально, т. е. в области трех измерений, мир наблюдал не перевороты, восстания и террористические акты, а лишь аресты, высылки и расстрелы. Правда, ГПУ могло ссылаться на один единственный террористический акт, убийство Кирова в декабре 1934 г. молодым коммунистом Николаевым по неизвестным, скорее всего личным, причинам и во всяком случае при прямом участии высоких агентов ГПУ (Сталин оказался вынужден 23 января двенадцать из них приговорить к тяжелым тюремным карам). Труп Кирова неизменно фигурировал во всех политических процессах за последние три с лишним года. Все убивали Кирова по очереди: белогвардейцы, зиновьевцы, троцкисты, правые. Этот ресурс оказался исчерпан.

Чтобы поддержать обвинительную конструкцию заговора, понадобились новые жертвы "террора". Искать их пришлось в числе недавно умерших сановников. А так как сановники умирали в Кремле, т. е. в условиях, исключавших доступ посторонних "террористов", то пришлось прибегнуть к обвинению кремлевских врачей в отравлении собственных пациентов, конечно, по инструкциям Бухарина, Рыкова или, еще хуже, Троцкого.