Стивен Лаперуз - В поисках «Американской мечты» — Избранные эссе

Если бы душевно чуткий и страстно ищущий истину русский философ обратился к американцу (хотя бы к любому прагматичному бизнесмену) и попросил объяснить, что такое «Американская идея», разумеется, чтобы сравнить ее с «Русской идеей» — то в любом более-менее разумном, интеллектуально глубоком и философски точном ответе обязательно прозвучали бы слова, которые историки назвали «Американским символом веры». Известные теперь во всем мире, эти слова были написаны тридцатитрехлетним Томасом Джефферсоном в 1776 году, в Филадельфии, штат Пенсильвания. Заслуживает внимания тот факт, что ни Джефферсон, ни другие члены назначенного Вторым Континентальным конгрессом законодательного комитета (куда входили Бенджамин Франклин и Джон Адамс) не представляли тогда, какую важную определяющую роль эти слова сыграют в последующей двухвековой истории США [42], как они повлияют на американскую жизнь, культуру, общество — в конечном счете, на «Американскую идею».

Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира, на которое он имеет право по законам природы и ее Творца, уважительное отношение к мнению человечества требует от него разъяснения причин, побудивших его к такому отделению.

Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье [43].

Эти слова, с которых начинается американская Декларация независимости и сама история США, повторяются, обсуждаются и пишутся по сто раз на дню в современной Америке; да и во всем остальном мире их используют самые разные люди, группировки и нации при поиске нового социального порядка в эпоху, которую иногда называют Pax Americana , но, пожалуй, более точно следует назвать «глобальной материальной цивилизацией» [44].

Как только речь заходит об идеях, которые в принципе способны составить общеамериканскую национальную идею, чаще всего цитируются слова из Декларации независимости (составляющие «Американский символ веры») или из Конституции США.

Но если бы русский ученый пошел дальше и углубился в область философии, то он мог бы вспомнить не Карла Маркса или Адама Смита, а Владимира Соловьева, который говорил: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» [45]. На вопрос «Что Бог думает об Америке?» большинство американцев, после минутного замешательства, скорее всего, ответят: «А я почем знаю?!» Такой ответ должен означать, что вопрос звучит неожиданно и странно, может быть, даже нелепо; и что средний американец никогда всерьез не задумывался над судьбой Америки sub specie aeternitatis (лат. — с точки зрения вечности), т. е. в контексте какой-либо метаисторической, метафизической, интеллектуальной системы или взгляда на человеческую историю, мир, космос и т. п. Частичным ответом на этот необычный вопрос может быть распространенное в США утверждение «Америка — это…» (дальше может идти «свобода», «процветание», «демократия», «равноправие», «равные возможности», «свободное предпринимательство», «Американская мечта» [46]и т. д.)

После Второй мировой войны президент Соединенных Штатов Америки считается одним из самых влиятельных людей на земле, в чьих руках сосредоточена самая большая власть за всю историю человечества — речь идет о светской, земной власти. И вот что сказал об «Американской идее» 29 ноября 1995 года нынешний президент Уильям Джефферсон Клинтон, который будет занимать этот высокий пост на рубеже нового тысячелетия [47]:

С момента зарождения нашей нации Америка была не просто страной проживания. Америка стала воплощением той идеи, которая превратилась в идеал для миллиардов людей во всем мире. Лучше всего об этом сказали наши основатели: Америка — это жизнь, свобода и стремление к счастью.

Америка не просто провозглашала эти идеалы, особенно в этом веке. Мы боролись и приносили себя в жертву ради них. Наш народ сражался в двух мировых войнах, чтобы свобода победила тиранию. После Первой мировой войны мы пытались отгородится от внешнего мира, в результате в мире образовалась опасная пустота, которую заполнили силы зла.

После Второй мировой войны мы стали ведущей мировой державой. Благодаря нашим усилиям сохранен мир, распространилась демократия, достигнут небывало высокий уровень жизни и одержана победа в Холодной войне.

Сегодня мы добились того, что американские идеалы — свобода, демократия и мир — еще больше вдохновляют людей во всех странах. Именно сила наших идеалов, даже больше, чем наши географические масштабы, экономическое процветание и военная мощь, делает Америку столь привлекательной [48].

Хотя американские идеалы очень разные — даже в пределах нескольких абзацев этой президентской речи — они предполагают и выражают определенные взгляды на человека и мир, сформировавшиеся на протяжении интеллектуальной истории Запада и сохранившиеся до наших дней. Эти взгляды, в отличие от социально-организующей Конституции США, придают «Американской идее» более «философский» характер. Американские идеалы — особенно те, что цитируют чаще всего: «все люди созданы равными», «жизнь, свобода и стремление к счастью» — провозглашают «Американский символ веры» как наивысший идеал человеческой жизни, хотя сам Джефферсон в лучшем случае отвел бы ему второе место в иерархии человеческих, социальных и божественных ценностей.

Автор этих знаменитых слов, Томас Джефферсон (1743-1826), за исключением короткого периода своей юности, когда он, по его собственным словам, любил предаваться метафизическим спекуляциям [49], до самой смерти 4 июля 1826 года (ровно через пятьдесят лет после подписания Декларации независимости) не верил, что человек способен проникнуть в то, что в частном письме он назвал «областью духов», и предпочитал почивать на мягкой «подушке невежества», как он выразился в письме 14 марта 1820 года [50]к своему старому другу и соратнику Джону Адамсу. И хотя Джефферсон не мог ни душой, ни умом принять «туманные видения» Платона, «извращения» Св. Павла, «метафизическое безумие» Афанасия Великого или фантазии Данте, предпочитая земную «мягкую подушку невежества» — при этом он был серьезным ученым, библиофилом, поклонником Ньютона и убежденным деистом [51]. В письме к преподобному Исааку Стори 5 декабря 1801 года он утверждал: «Законы природы не позволяют нам физически познать область духов, по неизвестным причинам откровение не снисходит на нас, заставляя блуждать во тьме неведения» [52]. Ничего не зная о многолетних тайных увлечениях Ньютона алхимией, библейской хронологией, герметизмом, неоплатонизмом, пифагорейством и т. п., Джефферсон в своей обширной библиотеке отдавал предпочтение не философским и богословским, а историческим и научным книгам, всю жизнь расширяя свои познания о человеке и мире.