Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…

В Москву посольство Ивана Фрязина вернулось в 1471 году, доставив князю Ивану рисованный на доске портрет принцессы Зои-Софии и подробный отчет о переговорах. К моменту возвращения посольства в Москве стало известно, что умер папа Павел II, но точно не знали, кто занял ватиканский престол после него. Во всяком случае, со свадьбой решили не тянуть, и Ивану Фрязину приказано было опять собираться в путь — 16 января 1472 года он снова выехал в Рим во главе посольского каравана. Из-за такой спешки при подготовке княжеской свадьбы переправить венецианца Травизиана в Орду он не успел, и тот остался в Москве вместе с Антонио Джисларди, чтобы дождаться возвращения делла Вольпе с княжеской невестой.

К концу мая 1472 года делла Вольпе добрался до Рима, где выяснилось, что грамота, которой его снабдили в Москве, по недостатку верных сведений была написана на имя папы Калликста, а понтификом стал Сикст IV. Тем не менее русский посол был принят, предстал перед тайной консисторией и, несмотря на изъян верительной грамоты, смог достойно объясниться. Тут очень пригодились дорогие подарки, поднесенные папе, — синьор делла Вольпе вручил его святейшеству шубу из драгоценных северных мехов и в добавок к тому семьдесят соболей, что произвело самое благоприятное впечатление на понтифика. Разрешение на брак Зои Палеолог и русского князя Ивана было дано, дело пошло по накатанной стезе, причем княжескому послу пришлось символически заменить персону своего господина во время обряда обручения с невестой. Пышная церемония состоялся 1 июня в базилике Св. апостолов Петра и Павла, куда Зою-Софию сопровождала пышная свита.

Папа Сикст 24 июня 1472 года принял Зою в ватиканских садах, и во время этой прощальной аудиенции поднес ей щедрые подарки, а сверх того пожаловал в приданое шесть тысяч дукатов. В тот же день она навсегда покинула Рим. С нею в Москву ехал папский легат, епископ Антон Бонумбре, которому было поручено склонить московских правителей и церковных иерархов к принятию унии.

Огромный караван княжеской невесты проследовал от Рима к Флоренции, оттуда в Сиену, далее в Болонью, Виченцу, на Нюрнберг, и всюду на его пути местные власти устраивали триумфальные шествия и праздники, длившиеся по нескольку дней. По немецким землям они проехали до Любека, где сели на корабли, которые доставили их в Ревель, а оттуда в Дерпт.

К границе русских земель караван принцессы Палеолог приблизился 11 октября 1472 года. Едва ступив на русскую землю, принцесса иначе как Софьей не звалась. Она демонстративно подчеркивало свое православие и весьма резко одернула епископа Бонумбре, выказавшего пренебрежение православным иконам. В Пскове встречали ее торжественно и радостно, но там путешественники не задержались, отправившись в Новгород, а оттуда в Москву, куда прибыли 12 ноября.

Сразу же по приезде принцесса Софья отправилась в Успенский собор, который тогда перестраивался, и отслужила молебен. Из храма она прошла в кремлевский терем матери жениха, вдовствующей великой княгини Марии Ярославовны, и там впервые увидела своего суженого. Через несколько часов после первой встречи коломенский протопоп Осия повенчал их в деревянном шатре, устроенном внутри недостроенного собора. Еще неделю спустя, 18 ноября, в далекой Равенне скончался кардинал Виссарион, и тем самым оборвалась последняя связь супруги великого князя с римской юностью. Началась новая жизнь — гонимая принцесса-сирота Зоя стала Софьей Фоминичной, великой княгиней Московской.

Миссия епископа Бонумбре успеха не имела — основательно подготовившись к прениям о вопросах веры, Митрополит Московский Филипп выставил против епископа московского книжника Никиту Поповича, который так прижал оппонента своими аргументами, что тот вынужден был спасовать, заявив, что у него нет под руками нужных книг, после чего свернул дискуссию. Проведя в Москве одиннадцать недель, епископ не добился никаких значимых результатов, кроме очень общих уверений благорасположения.

Единственным его дипломатическим успехом можно было посчитать удар, который епископ Антоний нанес по позициям венецианцев. Сам Антонио Бонумбре по рождению был генуэзцем, носил сан епископа острова Корсика, принадлежавшего Генуэзской республике, которая остро конкурировала с венецианцами в морской торговле. Это противостояние распространялось и на Причерноморье — позиции генуэзцев были традиционно сильны в крымской Кафе, но в Тане, как называли Азов, верх брали венецианцы. Узнав еще в Риме о миссии Травезиана, генуэзец Бонумбре сообщил ближайшему окружению великого князя, что в московском доме монетного мастера Ивана Фрязина живет тайный венецианский посол, едущий в Орду, который выдает себя за купца. Отношения Москвы с Ордой тогда были напряженными, а потому, заподозрив измену и тайные козни, Иван Васильевич распорядился схватить Ивана Фрязина, Жана Батисту Травезиана и Антонио Джисларди. Дом Фрязина отдали на разграбление, а его самого отправили в Коломну, где заключили в темницу. Посла Травезиана посадили до выяснения всех обстоятельств под замок, а Антонио Джисларди спешно отправили в Венецию, дабы он привез объяснения от венецианского сената.

Лишь когда младший Джисларди вернулся, привезя с собой грамоты сената, и оказалось, что Травезиан должен был добиваться подмоги от ордынского войска для войны с турками, что существенно ослабило бы давление татар на Русь, все причастные к этому делу были прощены. Секретарь венецианского сената отправился в Орду исполнять возложенное на него поручение, делла Вольпе вернули на службу, и он позже был отправлен во Псков, чтобы руководить там работами по починке крепостных стен, а его племянник-дипломат получил полное доверие московских властей.

Появление в Москве большего числа иноземцев, прибывших в свите великой княгини, отозвалось расширением связей с различными государствами Апеннинского полуострова, где в тот момент воспряли почти угасшие в средневековой Европе наука и искусства. Это время современные учебники называют «Ранним Возрождением», и ровно в тот год, когда Софья Фоминична Палеолог стала московской великой княгиней, в Италии делали первые самостоятельные шаги покончившие с ученичеством Леонардо да Винчи и Перуджино, папа Сикст начал сооружение знаменитой капеллы, которую назовут его именем, а достигшие богатства и политического могущества флорентийские олигархи Медичи активно спонсировали художников, скульпторов, искусников разного ремесла, превращая Флоренцию в сокровищницу мастерства и высших проявлений человеческих талантов.

У итальянцев и греков, прибывших в Москву в свите Софьи Палеолог, на родине осталось множество родственников и добрых знакомых; при их участии обмены посольствами стали постоянными. По проторенной дипломатами дороге в Москву потянулись получавшие выгодные предложения итальянские мастера, художники и ученые, которые своими работами оказали огромное влияние на русскую культуру. В этом сказывалось одно из проявлений влияния новой жены московского князя, которая оказалась не только желанной супругой, но и весьма дельной советчицей в делах.