Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…

В начале 1687 года Гордон получил под свою команду Бутырский полк, расквартированный в Москве, и 3 февраля вывел его на смотр пред очи юного царя Петра. Бывалый командир бутырцев совершенно очаровал юношу, живо интересовавшегося военным делом. Заочно царь Гордона уже, конечно, знал; у них были общие знакомые — еще при жизни Алексея Михайловича Петру в воспитатели среди других учителей был дан старый приятель Патрика Гордона — Павел Менезий. При регентстве Софьи Менезия от воспитания царевича отставили, услав служить в Смоленск, но юноша не забыл генерала; знакомство с его боевым товарищем только укрепило симпатии молодого человека по отношению к офицерам-иноземцам, столь ревностно служившим еще его отцу как на бранном поле, так и по дипломатической части.

Со дня того памятного смотра Бутырского полка Гордон и молодой царь часто встречались — Петр расспрашивал генерала о всякой военной премудрости, рассказывал о своих потешных полках, а опытный воин наставлял его, советовал, рассказывал о виденном, слышанном, пережитом — словом, сумел стать юноше настоящим старшим другом. Именно его советы позволили превратить потешные полки из полудетской забавы в хорошо обученную, прекрасно вооруженную, надежную придворную гвардию, подчинявшуюся только Петру, и никому более.

Вне всякого сомнения, авторство изящной политической интриги, увенчавшейся отстранением царевны Софьи от правления и заточением ее в монастырь, принадлежит ближайшему окружению молодого царя Петра. Матушка Наталья Кирилловна, дядюшка Лев Кириллович, ближний боярин Борис Алексеевич Голицын да его святейшество Иоаким разыграли комбинацию, словно в шахматной игре, начав ее с нескольких, на первый взгляд незначительных ходов. Но эти ходы, незначительные в отдельности, постепенно так изменяли ситуацию, что в один момент достаточно стало одной подвижки главной фигуры, чтобы позиция политических соперников оказалась раздавленной, а сами они, прижатые угрозой неизбежного мата, объявили себя проигравшими.

Но авторы политической комбинации, принесшей реальную власть Петру Алексеевичу, не могли даже предположить, как странно станет развиваться ситуация в стране после того, как их партия восторжествует победу. Этого вообще никто не мог предположить, да и заметны перемены стали далеко не сразу — первые несколько лет после победы Нарышкиных над Милославскими никаких грандиозных изменений не происходило.

Но менялся сам государь Петр Алексеевич, а вокруг него происходила постепенная смена фигур друзей и советчиков. Первым молодого царя покинул патриарх Иоаким, умерший 17 марта 1690 года, а уже 30 апреля того же года произошло небывалое прежде событие: московский царь посетил Немецкую слободу! Не менее шокирующей подробностью того самого первого визита стало то, что русский государь прибыл с частным визитом в дом генерала Патрика Гордона. Ничего такого, даже близко подобного, прежде не случалось — статус царя не позволял ему ездить по домам иноземцев, они должны были являться к нему на поклон, и очень немногие допускались до личной беседы. Визит Петра в дом Гордона был знаком великого благоволения к сэру Патрику, личная дружба с которым прошла испытание, когда укрывшийся в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, боящийся покушения на свою жизнь Петр Алексеевич отправил в Немецкую слободу приказ, призывая всех иноземных офицеров с их частями явиться к нему. Этот приказ 4 сентября 1689 года на собрании офицеров-иноземцев огласил именно Патрик Гордон, самый старший из них по званию. Зачитав приказ, Гордон немедля поднял по тревоге свой Бутырский полк и ускоренным маршем повел к лавре, а вслед за ним пошли другие солдатские полки.

Тогда же состоялось знакомство царя с Францем Лефортом, женатым на родственнице первой жены сэра Патрика. Это был авантюрист в лучшем смысле этого слова — обаятельный искатель приключений, легкий на подъем и предприимчивый человек. Происходил Франц Лефорт из семейства с шотландскими корнями — его далекий предок в XV столетии покинул Британские острова, став, как это было принято среди благородных, но небогатых шотландцев, наемным воином, — пращур Лефорта поступил в войско герцогов Савойских. Позже, обзаведясь семейством, он избрал для постоянного жительства Пьемонт на севере Италии, но затем Лефорты, принадлежавшие к реформатской церкви, в опасении преследования со стороны католиков перебрались в Женеву. Когда родился Франц, семья Лефорт уже несколько поколений не бряцала оружием, предпочтя войне занятие коммерцией, что пошло ему только на пользу. Франц Лефорт был отдан учиться в знаменитый Женевский колледж, основанный самим Кальвином, — это учебное заведение считалось лучшим в Европе.

Положенные годы он отучился, однако вместо того, чтобы пойти по коммерческой части, поступил на военную службу. Правда, первый опыт оказался неудачен — по требованию отца его выслали обратно в Женеву, но, проведя несколько лет под строгим домашним присмотром, он в конце концов сбежал в Голландию, где кипела война. По ее завершении уже состоявший в офицерском чине Франц Лефорт познакомился в Амстердаме с полковником Якобом ван Фростеном, который уверял всех, что послан русским правительством для найма офицеров на службу в армии московского царя. Полковник рассказывал разные соблазнительные вещи про Московию и тамошние возможности, сулил скорое производство в высокие чины и хорошее жалованье. И Лефорт решил попытать счастья в далекой стране, о которой он имел весьма смутные представления.

Четырнадцать офицеров, поддавшихся на уговоры Фростена, на купеческом корабле добрались до Архангельска, где их ждал неприятный сюрприз: оказалось, что в Амстердаме господин полковник, мягко говоря, ввел их в заблуждение. Выяснилось, что на русской службе сам Фростен не состоял, никто его набирать офицеров не посылал, действовал он на свой страх и риск, а стало быть, их никто не ждал. Получить разрешение на въезд во внутренние районы страны оказалось весьма непростым делом, и, ожидая из Москвы ответа на запрос, посланный в Посольский приказ, приехавшие из Европы военные жили в Архангельске, получая от местного воеводы весьма скудное содержание.

Франц Лефорт был менее других подготовлен к такому повороту событий и отчаянно нуждался в деньгах. Спас его веселый и общительный нрав — он свел компанию с несколькими купцами, приехавшими из Москвы в Архангельск на летнюю ярмарку, и подружился с одним из них, представителем флорентийского торгового дома Франческо Гваскони. Флорентийцы уже двадцать лет ввозили в Московию ткани: шелк, бархат, парчу, сукно, — а также квасцы, стекло, оружие и вино. Из России вывозили меха, соленую рыбу ценных сортов, а главным образом черную икру — от 12 до 20 тысяч пудов ежегодно. Кроме того, семья Гваскони представляла интересы своих европейских партнеров — гамбургской и датской фирм, делая большие коммерческие обороты и с ними. В Москве Гваскони занимали прочное положение — у синьора Франческо в Немецкой слободе стоял большой дом, а при нем обширное хозяйство и товарные амбары. Флорентиец, имевший обширные знакомства как в московской иноземной колонии, так и среди русских, взялся помочь веселому авантюристу из Женевы; он подкармливал Лефорта в Архангельске, а когда привезенные Фростеном офицеры наконец получили разрешение на проезд в Москву, ссудил его суммой, необходимой, чтобы добраться до русской столицы.