Андрей Васильченко - Руны. Обряды и наследие предков

Кроме того, почти не замеченным осталось значение символов в сказаниях о закладке и основании храмов и монастырей. Очевидно, что при определении местоположения закладки происходило использование определенных знаний. При добросовестной интерпретации множества сказаний о выборе места закладки храма или монастыря бросается в глаза, что происходила ориентация на древние культовые места, становившиеся неким центром, от которого лучами расходились места последующих, более поздних закладок. Нередко это происходило на равном расстоянии от центра, что давало схему, напоминающую звезду. Наверняка это не может быть случайным, а потому можно предположить, что подобная практика опиралась на древние обычаи. Вернер Мюллер в своей работе «Круг и крест» изложил результаты исследований, которые касались местоположения сакральных мест у германцев и родственных им италиков. Мюллер установил, что сакральные поселения имели деление на шесть или восемь сегментов. Это полностью отвечало нордическому календарю, основанному на делении горизонта. Посредством этого германцы включали себя в миропорядок на символьном уровне. Подобная практика соответствовала древнескандинавскому «сольскипу», то есть германскому «солнечному членению», которое, вне всякого сомнения, продолжало использоваться даже во времена обращения в христианство. В пользу этой версии говорит не только расположение храмов вокруг центра в виде шестиконечной или восьмиконечной звезды, но и многочисленные легенды, повествующие об основании монастырей. В некоторых случаях при появлении благочестивого основателя монастыря из кустарника выбегал кабан, считавшийся культовым животным, ассоциируемым с зимним солнцестоянием. Зверь своими клыками взрывал землю, оставляя следы в виде необычной фигуры. После получения подобного указания на земельном участке (обычно восьмиугольной формы) происходило основание монастыря. Хотя бы по этой причине нет ничего удивительного в том, что во время раскопок во дворе монастыря Эбербах («кабаний ручей») некоторое время назад было обнаружено неолитическое погребение. Очевидно, что монастырь был основан на древнем культовом месте. В сказании об основании монастыря Ильфельд (Харц) говорилось, что заложившему обитель монаху привиделось «огненное колесо». Очевидно, что речь идет о символе, который однозначно ассоциируется с зимним солнцестоянием. Подобного рода символы подразумевают особе созерцание, тем более, что в выхолощенных со временем сказаниях могли сохраниться бесценные указания на бывшее предназначение многих сакральных мест. Подобное соображение кажется вдвойне важным, так как в Нижней Саксонии, а именно в районе южно-ганноверских гор были зафиксированы сказания, в которых сообщалось об «огненном землемере». Несомненно, это означает невольное воспоминание о древнем «солнечном членении». В тех краях оно сочетается с основаниями храмов, что происходило в далеком прошлом. В этом начинании нам могли бы существенно помочь ономастический анализ и интерпретации сказаний, дополненные основательным учетом всех древних сакральных мест. Многие источники и объекты все еще ждут своего часа. Предполагаемый анализ как раз строится на связи символа и веры. Так получилось, что изобильное символьное наследие мы обнаруживаем в сфере церковного обихода, а потому наши выводы не должны показаться странными. Еще Гобино («Опыт неравенства человеческих рас». Том 3. С. 162) подчеркивал: «Даже католицизм склонен к тому, чтобы учитывать инстинкты и бытующие суждения, что приспосабливает его к представлениям различных верующих». Представления о мире — это и есть как раз наши символы, которые, балансируя между запретом и обращением, никогда полностью не игнорировались в церковной жизни. Хафтманн («Деревянные постройки Гессена») писал, что в то самое время, когда виттенбергский монах [17] Подразумевается Лютер — Примеч. переводчика. потряс до основания колонны средневекового религиозного строения, вновь было пробуждено знание о символах, а язык древних знаков стал понятен людям. Без сомнения, ему (Лютеру) не был знаком титанический пласт нордических памятников культуры, нижняя граница которого уходит в эпоху неолита. Только в наше время был начат планомерный учет и анализ этого материала, изобилие и действенность которого настолько велики, что этот материал сможет стать и оружием против недругов нордического духа, и орудием во имя познания истинного света Севера.

Уже не первый год идут жаркие дебаты по этому вопросу. В поиске ответа на него вновь и вновь ломаются копья. Однако споры не утихают отнюдь не по причине якобы имеющегося превосходства специалистов по истории искусства, а потому, что в спорах так и не была высказана точка зрения специалистов в области строительства и зодчества.

Первым писателем, обратившимся к проблеме так называемых «рунических домов», был Филипп Штауф. Его работа увидела свет в 1912 году и стала своего рода сенсацией для представителей фелькише-кружков. Однако этот автор обращался с богатейшим наследием фахверковых фронтонов излишне вольно, читая каждую из фахверковых стен как сочетание рун. В результате он пришел к очень смелым выводам, часть из которых мы сейчас с улыбкой можем отвергнуть, но в некоторых направлениях мы продвинулись гораздо дальше. Однако мы не должны забывать о том, что Штауф все-таки был в авангарде борцов в деле познания сути сочетания деревянных балок фахверковых строений. Он первым задался вопросом: был ли возникающий из балок орнамент просто конструктивной необходимостью или чем-то большим?

В 1912 году я сам опирался на работу «Рунические дома». В те дни я делал многочисленные наброски фахверковых фронтонов. В результате я пришел к выводу, что для интерпретации подобных фронтонов необходимо отбросить сугубо конструктивные элементы. Только после этого можно было увидеть формы, которые по каким-то странным причинам оказывались запечатленными в фахверке. Понимание этого обстоятельства позволило мне сделать еще один небольшой шаг вперед. Я увидел, что формы, которые оказались запечатленными в древесине, смогли быть высеченными в камне, выдолбленными в сланце или проскобленными на штукатурке. В данном случае появление особых балочных элементов из дерева было продиктовано особенностями ландшафта — они возникали в районах, богатых древесиной, там, где были большие лесные массивы. Вместе с тем указанные формы стали отдельным направлением в процессе изучение символьного наследия; в процессе, который только сейчас становится планомерным.