Марк Блок - Феодальное общество

Записка из монастырского архива Сен-Пер в Шартре сообщает об одном скорняке, который добился того, что его сделали сторожем погребов: «Он захотел подняться выше». Эта простодушная характеристика очень симптоматична. Называемые повсюду одинаково в силу того, что эти люди одинаково обслуживали своих хозяев и вдобавок зачастую были отмечены печатью рабства, сержанты представляли собой не только очень пеструю группу в силу своих профессиональных занятий, но и группу, в которой складывалась своя иерархия. Функции, исполняемые сержантами, были настолько различны, что не могли не повлечь за собой и разницы в образе жизни и в уважении, которым они пользовались. Безусловно, учитывая специфику занятий, уровень, достигнутый каждым из министериалов, зависел от того, какие именно поручения ему давали, от его удачливости и ловкости. Но в целом можно указать на три фактора, которые очень сильно вознесли сельских мэров, с одной стороны, и придворных чиновников, с другой, над остальной мелюзгой: мелкими деревенскими сержантами, настоящими слугами и лакеями, домашними кустарями и ремесленниками; этими тремя факторами были: богатство, доступ к власти и ношение оружия.

Был ли мэр крестьянином? Безусловно, по крайней мере поначалу, а иной раз и до конца. Но непременно богатым крестьянином, которого его должность обогащала все больше и больше. Да и могло ли быть иначе, если уже и в эти времена поощрялись не только законные доходы, но всевозможные злоупотребления? В эти времена единственной реальной властью обладали те, кто властвовал непосредственно, и если, узурпировав права, крупные королевские чиновники действовали как монархи и самодержцы, то нет сомнения, что и на самой нижней ступени социальной лестнице, в бедных деревнях происходило точно то же самое. Уже Карл Великий проявлял справедливое недоверие к мэрам своих villae, не рекомендуя назначать их на более высокие должности. Вместе с тем «хищники», которым удавалось целиком и полностью вытеснить господина, оставались исключениями, это было из ряда вон выходящим событием. Зато сколько было недобросовестности по отношению к хозяйским закромам и сундукам, которые надлежало охранять! «Домен, оставленный на сержантов, — пишет благоразумный Сугерий, — пропащий домен». Кто знает, сколько повинностей и сколько работ только в свою личную пользу требовал мелкий деревенский тиран от вилланов? Мы не ведаем, сколько он забирал кур из их птичников, сколько сетье вина из их погребов, сколько шматков сала из подвалов, и сколько пряли и ткали на него их жены. Поначалу поборов не было, а были подарки, от подарков мэр не отказывался, они скоро вошли в обычай, а затем из добровольных сделались обязательными. А крестьянин, ставший сержантом, сделался хозяином. Хотя по-прежнему продолжал распоряжаться от имени того, кто был сильнее его и могущественнее. Но распоряжался именно он. Больше того, он был еще и судьей. Он один возглавлял суды над крестьянами. На очень важных процессах он сидел бок о бок с баронами или аббатами. Он имел право в спорных случая самостоятельно межевать поля — там, где межа служила яблоком раздора. Можно ли себе представить должность, которая вызывала бы у крестьян большее уважение? А в дни опасности кто, как не сержант садился на коня и скакал впереди крестьянского отряда. Подле отчаявшегося герцога Гареннского поэт поместил верного сержанта как самого лучшего из слуг.

Пути подъема по социальной лестнице, бесконечно разнообразны. Думается, не стоит пренебрегать свидетельствами многих хартий, монастырских хроник и летописей, жалобы которых звучат по всей Европе от Германии до Лимузена, не стоит пренебрегать картинами, которые рисуют фаблио. Хотя есть и другой портрет деревенского мэра, нарисованный столь же живо и ярко, который, если и не был правдив повсеместно, то все же был и правдив тоже: портрет, если можно так выразиться, благополучного мэра. Он живет зажиточно и благополучно. Богатство его не имеет ничего общего с крестьянским. У него есть земля, у него есть мельницы. На своей земле он помещает держателей, которые являются, по существу, вассалами. Его жилище — это большой крепкий дом. Одевается он «как благородный». В своих конюшнях он держит лошадей, на своей псарне — охотничьих собак. Он носит меч, щит и копье.

Богатые, благодаря своим феодам и постоянно получаемым подаркам, сержанты представляли собой своего рода главный штаб барона. Близость к хозяину, ответственные миссии, которые он поручал им, придавали им весу и увеличивали авторитет; они были его верховым эскортом, а во время войны — телохранителями и начальниками небольших отрядов. Такие сержанты были, например, при сире де Тальмоне его «неблагородными рыцарями», и хартия XI века помещает их рядом с «благородными рыцарями». Сержанты заседали в судах и советах, служили свидетелями при заключении самых важных юридических актов. Все это распространялось иной раз даже на тех, кто по своему социальному положению относился к самой скромной категории слуг. Разве мы не знаем о «кухонных сержантах», которые участвуют в судах одного из монастырей Арраса? О кузнецах монастыря Сен-Тронд, которые были одновременно и стекольщиками, и хирургами, и стремились превратить свое держание в «свободный рыцарский феод»? Но чаще всего к этому стремились те, кого можно было назвать заведующими службами: сенешали, которые отвечали за поставку провизии, конюшие, которые отвечали за лошадей, виночерпии, шамбелланы.

Обычно все домашние службы исполнялись вассалами, которые не были помещены на землю. Граница между тем, что поручалось вассалам и было их обязанностью, и тем, что им не поручалось никогда, оставалась зыбкой. Но по мере того, как звание вассала становилось все более почетным, по мере того, как менялся характер вассальной службы, поскольку практика феодов практически уничтожила первоначально существовавшие домашние дружины, все сеньоры от мала до велика стали поручать домашние обязанности зависимым более низкого происхождения, которые находились рядом с ними и были удобнее в обращении. Грамота императора Лотаря II предписывает в 1135 году аббату монастыря Святого Михаила в Люнебурге «благодетельствовать» не свободным людям, а министериалам, принадлежащим церкви. В обществе, которое на первых порах так много ожидало от вассальной верности, обращение к министериалам было знаком прощания с иллюзиями. Между двумя родами служб и двумя группами слуг устанавливается настоящее соперничество, отголоски которого доносит до нас эпическая и куртуазная литература. Нужно только послушать, какими похвалами осыпает поэт Вайс своего героя за то, что он только «благородным» поручал «все дела своего дома». А вот другая поэма, и в ней другой герой, который тоже должен был прийтись по вкусу слушателям замков, потому что был взят из знакомой им реальности: вассал, который впоследствии оказался предателем — «И увидели там барона, которого Жирар считал самым верным из всех. Он был его рабом и сенешалем многих замков» {277} 277 «Жирар Руссильонский», пер. P. Meyer, § 620 (éd. Foerster, ст. 9139). .