Марк Блок - Феодальное общество

За исключением Англии, где первая революция XVII века уничтожила все различия между феодами рыцарей и всеми остальными держаниями, и во Франции, и в Пруссии вассальные и феодальные обязательства, связанные с землей, просуществовали столько же, сколько и сеньориальный режим. Пруссия только в XVIII веке произвела аллодификацию феодов. Поскольку вся лестница зависимых оказалась в ведении государства, король видел в ней инструмент, обеспечивающий поставку воинов, и не хотел отказываться от него. Еще Людовик XIV предпринимал не одну попытку собрать вассальное ополчение. Но эти попытки уже не свидетельствовали о нехватке воинской силы, они свидетельствовали о нехватке денег и были в чистом виде налоговыми мероприятиями со штрафными санкциями. Среди специфических особенностей феодов практическую ценность после феодальной эпохи имели только оставшиеся за ними денежные повинности и правила, по которым они передавались по наследству. Поскольку домашних вассалов больше не было, то оммаж остался только в виде ритуала при вступлении во владение землей. «Бессмысленная», в глазах юристов, сформированных новым временем {342} 342 P. Hévin, Consultations et observations sur la coutume de Bretagne, 1724, стр. 343. , церемония не оставляла равнодушной аристократию, придававшую значение этикету. Вместе с тем обряд, наполненный когда-то таким важным человеческим содержанием, стал возможностью получить права на имущество, а иногда уплатой налога. Став спорной темой, феодальное наследие занимало юристов. Оно послужило материалом для множества исследований, создав изобильную литературу как для теоретиков, так и для практиков. Однако наследие было ветхим, выгоды от него, каких ждали наследники, тощими, поэтому оно легко рассыпалось, когда от него постарались избавиться. Расставание с феодами и вассалитетом оказалось неизбежностью, легким завершением долгой агонии… Зато расставание с сеньориальным режимом проходило тяжело, вызывало множество сопротивлений, поскольку было связано с перераспределением имущества.

Между тем общество продолжало подвергаться всевозможным потрясениям, и нужды, которые в свой час породили сначала содружества, а потом вассалитет, не исчезли, не забылась и практика подобных взаимоотношений. Среди множества причин, по которым в XIV–XV вв. появилось такое обилие рыцарских орденов, решающей было стремление государей объединить магнатов в сообщества высокопоставленных верных, связать их друг с другом связями особой прочности. Рыцари ордена Сен-Мишель по статуту, данному им Людовиком XI, обещали королю «добрую и верную любовь» и верную службу вместе со своими воинами. Попытка, надо сказать, такая же тщетная, как попытка Каролингов: в самом старинном списке лиц, удостоенных знаменитого обруча, третьим стоит коннетабль де Сен-Поль, который так подло предаст своего господина.

В хаосе последних лет Средневековья более действенной мерой, но и более опасной оказалось восстановление отрядов частных воинов, подобия «вассалов-сателлитов», на разбои которых жаловались писатели времен Меровингов. Их обычно одевали в костюмы тех цветов, которые были на гербе их господина, подчеркивая тем самым их зависимость. Филипп Смелый покончил с этим обычаем во Фландрии {343} 343 P. Thomas, Textes historiques sur Lille et le Nord, т. II, 1936, стр. 285 (1385 и 1397); см. стр. 218 (nº68). , но зато он был очень распространен в Англии при последних Плантагенетах, Ланкастерах и Йорках, отряды этих воинов даже получили название «livrées» — отданных. В эти отряды, точно так же, как когда-то в отряды «воинов без поместий», попадали вовсе не одни худородные авантюристы. Основную их часть составляло мелкопоместное дворянство, джентри. Если частного воина вызывали в суд, то авторитет лорда служил ему защитой. Практика поддержки в суде была незаконной, как свидетельствуют об этом публикуемые парламентом запреты, но распространенной и следовала в точности mithium, закону, по которому во франкской Галлии покровительство сильного защищало его верных. И поскольку государи тоже пользовались такими отрядами, то Ричард II рассылал по всему королевству своих слуг-телохранителей, похожих на других vassi dominici, но с белым сердечком на одежде, по которому их можно было отличить {344} 344 Т. F. Toot, Chapters in the administrative history, т. IV, 1928, стр. 62. .

Во Франции во времена первых Бурбонов дворянин, который хотел проложить себе дорогу к успеху, нанимался в услужение к сильному и могущественному. Разве это не напоминает начальный период вассалитета? С прямотой, достойной старинного языка феодалов, о нем говорили: такой-то — человек принца или кардинала. Честно говоря, для полноты картины не хватает оммажа. Но его часто заменяли письменным договором. Уже в конце Средневековья «обещание дружбы» заменяет лишившийся силы оммаж. Прочитайте это «обязательство», которое 2 июня 1658 года дал господину Фуке некий капитан Деланд: «Я обещаю и клянусь господину генеральному прокурору… что буду принадлежать только ему и только ему отдаю всю свою привязанность, какую имею; я обещаю быть только за него против любого другого без исключения; только ему повиноваться и не вступать в общение с теми, на кого он наложит запрет… Я обещаю пожертвовать жизнью за тех, кто ему близок… без единого исключения…» {345} 345 Colbert, Lettres, éd. P. Clément, т. II, стр. XXX. Относительно старинных «обещаний дружбы» см. J. Quicherat, Rodrigue de Villandrando, 1879, p. just, nº XIX. . Не эхо ли это самой трогательной из формул клятвы верности: «Твои друзья будут моими друзьями, твои враги будут моими врагами»? Исключение не делается даже для короля!

И если институт вассалитета уцелел в виде формальных ритуалов и закосневших юридических форм, то дух вассальных отношений вновь воскресает из пепла, как феникс. Проявление этого духа, потребность в нем мы можем увидеть и в более близких к нам обществах. Но это только всплески, частные проявления в той или иной среде, которые государство уничтожает, если чувствует в них себе угрозу. Частные проявления уже не могут вписаться в сложившуюся государственную структуру, и тем более окрасить ее своей тональностью.

Феодализм оставил обществам, которые пришли ему на смену, рыцарство, превратившееся в знать. В силу своего происхождения эта знать гордится своим воинским предназначением, символизирует которое право на ношение шпаги. Знать особенно дорожит своей принадлежностью к «благородным» там, где оно дает, как во Франции, существенные послабления в налогах. Благородные не должны платить талью, как объясняют два конюших из Варен-ан-Аргон в 1380 году, «поскольку из благородства благородные жертвуют собой на войне» {346} 346 Ch. Aimond, Histoire de la ville de Varennes, 1925, стр. 50. . При королевском строе во Франции знать более древнего происхождения, противопоставляя себя выслужившимся, говорила о себе как «о дворянстве шпаги». Даже в наших обществах, где смерть за родину перестала быть монополией какого-то одного сословия, у профессиональных военных существует что-то вроде чувства морального превосходства по отношению к другим, а у других к ним особое уважение. Предрассудок, непонятный другим цивилизациям, например, китайцам, но у нас оно осталось как воспоминание о произошедшем на заре средневековья разделении, в результате которого возникли два сословия: крестьянство и рыцарство.