Марк Блок - Феодальное общество

Со временем отношения, поначалу ограничивающиеся «домашним кругом», неизмеримо расширились. Точно такого же уважения, какое оказывалось хозяину дома, требовали от людей, которые, пожив в этом доме, уехали и стали строить свою жизнь вдали от хозяина на тех землях, которые он им дал. Среди все увеличивающихся беспорядков короли и сильные мира сего надеялись обрести в этих отношениях опору своего пошатнувшегося могущества, а слабые найти покровительство и защиту. Желающие или вынужденные служить в то время уподоблялись членам дружины.

Но от людей, которые не едят господского хлеба и не делят хозяйской судьбы, от людей, чьи интересы вступают в противоречие с интересами хозяина, поскольку они не только не получают из его рук даров, но вынуждены отдать свои родовые земли и получить их обратно отягощенными всевозможными повинностями, — трудно было ждать почти что родственной преданности: связь лишилась своего живого человеческого содержания. Зависимость человека от человека вскоре стала производной от зависимости, в которой находились между собой земли.

Наследование феода вместо того, чтобы крепче связать между собой род вассала и род сеньора, наоборот, ослабило эту связь, укрепив привязанность человека к земле: наследник приносил сеньору оммаж только для того, чтобы не расстаться с феодом. И для жалких феодов ремесленников, и для почетных феодов рыцарей проблема была одинаковой и разрешалась сходным образом: сын живописца и сын плотника получали имущество отца только в том случае, если наследовали его ремесло {186} 186 Например, феод живописца, В. de Broussillon, Cartulaire de l'abbaye de Saint-Aubin d'Angers, т. II, n° CCCCVIIL. . Сын рыцаря получал инвеституру, согласившись продолжать дело своего отца. Но навыки умелого мастера представляют собой нечто более реальное по сравнению с преданностью воина, который мог пообещать ее и таковым не быть. Указ 1291 года, перечисляя мотивы, по которым мог быть отозван судья французского королевского суда, указывает на пожизненное владение феодом, оно может сделать вассала пристрастным к одной из тяжущихся сторон. Разве это не свидетельствует о полной утрате привязанности к господину при наследовании феода? {187} 187 Ch.-V. Langlois, Textes relatifs a l'histoire du Parlement, n° CXL, с 5 bis.

Чувство добровольности выбора утратилось до такой степени, что вассал отчуждал землю вместе с вассальной службой, а сеньор дарил или продавал вместе с полями, замками и лесами и своих верных слуг. Безусловно, феод нельзя было передать в другие руки без согласия сеньора. Но и вассалы требовали, чтобы спрашивали их согласия при перемене главного владельца, и требовали так настоятельно, что такое право было даровано как милость в 1037 году императором Конрадом подвассалам Италии. Однако эти весьма ненадежные охранительные барьеры не в силах были приостановить течение жизни. Только Германия с ее необыкновенным чувством иерархии избегла тех злоупотреблений, которые стали возникать в силу того, что в феодальные отношения проникла купля-продажа. Торговля землей порождала весьма нелепые ситуации: могущественный сеньор, приобретая землю какого-нибудь мелкого дворянина, был вынужден принести ему оммаж и стать его вассалом «руками и устами», но мог ли богатый граф всерьез отнестись к ритуалу, подчиниться которому его вынуждала только традиция, и стать слугой безвестного дворянчика? Отношения сеньора и вассала ослабляла и множественность данных оммажей, попытка укрепить их, введя «абсолютный оммаж», ни к чему не повела: вассальные связи окончательно превратились в формальность. Из соратника, чью привязанность питал личный контакт с господином и постоянно получаемые от него подарки, вассал превратился в своего рода постояльца, не слишком спешившего расплатиться за помещение службой и повиновением. Но один тормоз все-таки существовал: оставалось уважение к принесенной клятве. И он действовал. Но только до той поры, пока в дело не вмешалась корысть или страсть, тогда эта умозрительная преграда тоже рухнула.

Словом, вассалитет очень изменился по сравнению с тем, каким он был первоначально. И менялся он постепенно. Но при этом будет большой ошибкой, если нормой мы сочтем постоянно нарушаемые вассальные отношения крупных и мелких баронов с королем или князьми, владельцами больших территорий. Хотя и хроники, и эпические поэмы толкают нас именно к этому, так как драмы на политической сцене — оглушительные измены крупнейших аристократов — в первую очередь привлекали внимание как хронистов, так и поэтов. Однако эти драмы доказывали другое: Каролинги и их последователи обманулись, когда отношениями, позаимствованными из совершенно иной сферы жизни, надеялись привязать к себе своих военоначальников.

Различные тексты позволяют нам увидеть, что на более низких ступенях социальной лестницы дружины воинов гораздо лучше служили куда менее известным господам. Лучше служили, во-первых, рыцари, не помещенные на землю, — иными словами, «домашние воины», — чьи условия жизни на протяжении всего Средневековья и на всем Западе продолжали оставаться точно такими же, как и при возникновении вассалитета {188} 188 К французским примерам можно прибавить, например: Chalandon, Histoire de la domination normande en Italie et en Sidle, т. II, стр. 565; Homeyer, System des Lehnrechts der sdchsischen Rechtsbùcher в Sachsenspiegel (т. II, 2, Berlin, стр. 273); Kienast, Die deutschen Fiirsten im Dienste der Westmochte bis zum Tode Philipps des Schônen von Frankreich, т. II, стр. 44. . Эпические поэмы на этот счет не ошибались: великие бунтовщики — и Ожье, и Жирар, и Рено — были крупнейшими феодалами. А где же мы найдем верного вассала? Верный вассал — это Бернье из «Рауля де Комбре», он хранит верность, хотя его господин ведет несправедливую войну против его родни, хранит верность, когда узнает, что его мать погибла в пожаре, который зажег Рауль-Иуда, и только страшное оскорбление подвигает его на разрыв с худшим из хозяев, но поэт не знает, хорошо или плохо он поступил, предав свою верность.

Преданность Бернье, простого дружинника, поддерживает воспоминание не о пожалованных землях, которых ему не давали, а о почетном подарке — лошади и плаще. Такие преданные слуги набирались из скромной, но гораздо более многочисленной группы подвассалов, чьи небольшие наделы обычно располагались вокруг замка, который они же, сменяясь, и охраняли; они были бедны, малое количество земли не позволяло им приносить более одного оммажа или, в крайнем случае, более одного «абсолютного оммажа» [42] Мало обращали внимание на следующее: французский ордонанс 1188 года, ведя речь о мелких вассалах по поводу налога на крестовый поход, утверждает, что у каждого из них только один сеньор — абсолютный. , они были слабы и поэтому высоко ценили покровительство, которое давало нм возможность исполнять свои обязательства; они не участвовали в магистральных событиях своего времени, главным центром их жизни становился господин, который регулярно призывал их ко двору, на суд или совет, дополнял подарками тощие доходы от земли или аренды, принимал их сыновей в качестве «питомцев», а главное, водил в военные походы, веселые и прибыльные.