Марк Блок - Феодальное общество

Что же касается свободных людей, то там путаницы было еще больше. Различие имущественных состояний, а эти различия были очень велики, накладывались на социальные и правовые. Какого бы благородного происхождения ни был воин, но если он был настолько беден, что не мог сам экипироваться, то не мог и служить в королевском войске. Можно ли было считать подобного бедняка полноправным членом франкского народа? Как свидетельствует один капитулярий, бедные были «свободными второго сорта», а другой ордонанс прямо противопоставляет «свободных» и «бедных» {196} 196 Cap., I, n' 162, с. 3; n' 50 с. 2. . Положение усугублялось еще и тем, что в эти времена, с одной стороны, все были слугами короля, а с другой — все формально свободные зависели от того или иного господина, поэтому общественное место каждого определяли бесчисленные нюансы субординации.

Держатели в сеньориях, не будучи по своему статуту рабами, в официальных документах именуются чаще всего латинским словом «колоны». В самом деле, жители многих областей франкского государства, когда-то живших по законам римской империи, были потомками тех, кто подчинялся законом колоната. Однако главная характеристика колона, его нерасторжимая связь с землей, со временем перестала быть определяющей и главной. Много веков тому назад властями Западной Римской империи было задумано связать каждого человека (в случае, когда это было возможно) с его наследственной профессией и вместе с тем с определенной податью: солдата со службой в армии, ремесленника со своим ремеслом, декуриона со службой городского управления, крестьянина со своим полем, которое он не мог покинуть и которое важный господин не мог у него отнять. На огромных пространствах могущественная имперская администрация превратила эту мечту почти что в реальность. Но ненадолго: ни варварские королевства, ни их наследники, средневековые государства, не обладали необходимым для управления авторитетом, — им не удавалось всерьез преследовать беглых крестьян и запрещать новоиспеченному сеньору принимать их. К тому же в руках неопытных управителей земельный налог постоянно понижался, что окончательно подрывало интерес к усилиям, направленным на удержание людей на земле. Знаменательно, что в IX веке многие колоны были помещены на «рабские мансы», то есть на те, что когда-то были переданы рабам, тогда как рабам частенько доставались «независимые мансы», то есть те, что изначально принадлежали колонам. Разлад между общественным положением человека и типом полученного им надела, отягощенного определенными обязательствами, закрепленными за ним в прошлом, вносил дополнительную социальную путанницу. И не только. Еще он свидетельствовал о том, что наследственный труд на одном и том же клочке земли перестал быть уважаемым.

Это и понятно. Разве могло сохраниться абстрактное понятие римского права, превращающее свободного по своему личному статуту человека в колона, «раба той земли, на которой он родился», иными словами, делающим его зависимым от неживого предмета, а не от человека, в реалистические времена, когда люди видели все социальные отношения как отношения зависимости, подчинения и покровительства между людьми из плоти и крови? Разумеется, нет, и если римское право гласило, что «Колон должен быть возвращен на ту землю, на которой родился», то свод романских законов, созданный на основании римских в начале VI века и приспособленный к нуждам вестготского государства, гласит: «колон должен быть возвращен своему хозяину» {197} 197 LexRomana Visigothorum, éd. Haenei, Cod. Theod., V, 10, 1 и Interpretatio. . При этом колон IX века точно так же, как его давний предшественник, с точки зрения закона являлся свободным человеком. Он приносит клятву верности господину, он иной раз появляется на судебных заседаниях, но с государственными властями контакты у него редки и случайны. Попадал ли колон в королевское войско? Только под знаменем сеньора, от которого получил надел. Мог ли он обратиться в суд? Привилегия иммунитета, а еще чаще установившиеся обычаи, которые эта привилегия обычно превращала в закон, делал сеньора судьей для тех, кому он покровительствовал. Таким образом, положение колона в обществе все больше и больше становилось положением человека, зависимого от другого человека, причем зависимого настолько, что сеньору казалось совершенно естественным регламентировать семейные отношения своего подчиненного: колону запрещалось жениться за пределами своей сеньории, его брак с совершенно свободной женщиной считался «неравным», церковное право отказывало колону в праве вступать в монашеские ордена, а светское право предусматривало для него телесные наказа1шя, предназначавшиеся изначально только для рабов, и если сеньор освобождал колона от всех его обязательств, то это рассматривалось как дарование ему вольной. Так что не без оснований, в отличие от множества других латинских юридических терминов, термин «колон» исчезает из галло-романских языков. А если другие латинские названия, обозначавшие социальный статус человека, остались, то претерпели множество смысловых изменений, так что их неизменность была и внешней, и иллюзорной. Уже начиная с эпохи Каролингов название «колон» теряется среди множества других слов, обозначающих слуг господина, документы обычно объединяют их под единым названием «mancipia» (челядь), которое в классической латыни было синонимом рабства, а в вульгарной стало обозначать нечто довольно расплывчатое: «людей, зависимых от господина». Название «колон», с одной стороны, приблизилось к понятию «раб, обладающий домом», а с другой — почти что слилось с еще одним, обозначающим того, кому оказывалось покровительство, но кто не был воином.

Мы уже знаем, что практика покровительства не ограничивалась высшими классами. Множество скромных, незаметных свободных обывателей тоже искали себе защитника, но не хотели ради покровительства превращаться в рабов. Отдавая покровителю свои земли, с тем чтобы получить их обратно уже в качестве держания, эти люди вступали со своим новым господином в достаточно тесные отношения, которые в течение долгого времени оставались вместе с тем достаточно неопределенными. По мере того как эти отношения обретали определенность, они все больше походили на модель, которая была уже очень распространена и словно бы предназначена быть прототипом всем остальным отношениям зависимости: модель «отпущенника с обязательствами».

На протяжении последних веков существования Римской империи на обширных территориях, которые стали впоследствии империей франков, было отпущено огромное количество рабов. Множество рабов отпускалось каждый год и в королевстве Каролингов. Для хозяев это было выгодно по многим причинам. Изменившиеся экономические условия способствовали тому, чтобы огромный штат рабов, обрабатывающий латифундии, дробился на более мелкие группы, а латифундии на участки. В эти времена основой обогащения стали не столько урожаи, непосредственно получаемые с обработанных огромных территорий, сколько получение оброка и непосредственных услуг; что же касается возможностей управления, то выгоднее и эффективнее было оказывать покровительство и управлять свободными людьми, взаимодействие со свободными представителями народа предоставляло гораздо большие возможности, нежели обладание бесправным человеческим стадом. Был и еще один фактор: желание получить спасение души, это желание особенно настоятельно заявляло о себе в минуты опасности, грозящие близкой смертью, тогда становился внятен и голос церкви, которая хоть и не ратовала никогда за освобождение рабов как таковых, но постоянно пеклась об освобождении христиан, попавших в рабство. Поэтому как в Риме, так и в Германии получение свободы было закономерным завершением многих рабских судеб. И вполне возможно, что в варварских королевствах процесс освобождения рабов пошел даже быстрее.