Франсуа Блюш - Людовик XIV

В других случаях идут в ход любезные слова, которые делают свое дело. Людовик XIV говорит маркизу де Тианжу, из дома Дамй, племяннику мадам де Монтеспан: «Господин де Тианж, все уже давно наслышаны о вашей доблести в бою, но мне доставляет еще большее удовольствие то, каким образом вы сумели привлечь всех бретонцев на мою службу (1707)» {97}. Графу де Линьери, бригадиру армий, первому лейтенанту личной охраны, король говорит: «Кстати, Линьери, я забыл вам сказать, что три дня тому назад я вас назначил губернатором Перонны; я отделил от нее губернаторство Мондидье, но это не то, что вам нужно, так как это не даст вам более 800–900 ливров ренты». И когда преданный офицер рассыпается в благодарности — тем более что ему казалось, что он пришелся не ко двору и даже думал, что ему следует подать в отставку, — король вдруг обернулся к нему и добавил: «Вы думали некоторое время, что я забыл о вас, но, уверяю вас, я никогда о вас не забывал, и я при каждом случае буду давать вам знать об уважении, которое я испытываю к вам». Что делает Линьери? Он смиренно, предельно низко склоняется перед королем, несмотря на свой рост в шесть футов и шесть дюймов. Тогда государь еще раз оборачивается к своему телохранителю и говорит: «Линьери, негоже вам делать половину подарка; я снова присоединяю, ради вас, к губернаторству Перонны губернаторство Мондидье» {97}(1692).

Король проявляет больше сдержанности, но не меньше деликатности в кратких речах, которые он произносит по случаю назначения на высокие посты, особенно в правительстве. Приняв решение в 1685 году, после смерти верного Летелье, отдать юстицию Франции в ведение честного Бушра («Все одобрили этот выбор, — пишет Сурш, — и трудно было себе представить, что король мог бы сделать лучший»), Людовик XIV обратился к нему со следующими словами: «Сударь, зная, что вам присущи такие качества, как честность и одаренность, я решил назначить вас канцлером. Итак, вручаю вам эти печати. Это орудия, посредством коих вы и я можем сотворить много добра и много зла; я лично намерен использовать их в самых добрых целях, и так как ваши намерения, я уверен в этом, идентичны моим, я вам вверяю сии орудия с удовольствием» {97}.

Эта манера, присущая Людовику XIV, — постоянно призывать на службу, тщательно следить за выполнением этой службы, оказывать почести верным слугам, — позволяет держать в напряжении и заставляет состязаться в усердии всех, в ком нуждается государство. Все иностранные монархи восхищаются и завидуют достигнутым результатам: Людовику XIV подчиняются (очень охотно и разумно) лучше, чем всем королям в Европе. Монархи не всегда понимают, как французскому королю это удается, они не могут надеяться, что им когда-либо удастся перенять этот неподражаемый стиль своего блестящего собрата. Их преемники XVIII века благодаря опыту, приобретенному со временем, станут более искусными в этом деле: их подражание назовут «просвещенным деспотизмом».

Открывая доступ к службе способным разночинцам, Людовик XIV постоянно обновляет дворянство, поощряя элиту, обеспечивает переменную геометрию — основу постоянного соревнования — в щекотливых отношениях между элитой и дворянством. Людовик XIV заранее опровергает утверждение Шатобриана («Аристократия переживает три периода: период превосходства, период привилегий и период чванства»), ибо аристократия, которой король покровительствует и которую он формирует, совмещает в себе эти три свойства. Превосходство не исчезло с окончанием феодализма, оно объединяет теперь, исключительно по воле монарха, членов старого дворянства, несколько потесненного королем, подпавшего под его пристальное наблюдение и ставшего вновь относиться к своим обязанностям лояльно и с рвением; а также мужественных и талантливых разночинцев, сотрудничество которых Людовик XIV принимает и поощряет. В лагере чванства соседствуют две категории, занявшие выжидательную позицию: те новые дворяне, которые необходимы на службе — финансисты, откупщики, оценщики, — но еще недостаточно воспитанные, чтобы быть принятыми при дворе, и представители старого дворянства, которые считают службу ниже своего достоинства, ищут убежища во внутренней эмиграции, в историко-легендарных фантасмагориях или же в запутанных лабиринтах церемониала ради церемониала: юный герцог де Сен-Симон является классическим представителем этой категории чванливых дворян. В целом аристократия не бездействует благодаря королю и этим еще оправдывает свои привилегии. Разве можно сказать такое о царствовании Людовика XV?

Не имея возможности ни лишить привилегий дворян, не оправдавших его надежд, ни возвести в рант дворян всех достойных разночинцев, король вынужден постоянно идти на компромиссы, тщательно скрывая это. Он знает, что, когда в почете заслуги (а именно это имеет место в его правлении благодаря ему), дворянство — это сплошь элита, а элита — сплошь дворянство. Король знает также, что декретами общество не изменишь и что умный реформатор применяет малые, а не лошадиные дозы лекарства, и не прибегает к грубым операциям. Вот почему Людовик XIV при вознаграждении принимает во внимание ранее существующую иерархию, а продвижение по службе король осуществляет по законам официальной элиты, законам, которые создавались веками.

Между третьим и вторым сословиями всегда было что-то вроде промежуточного сословия, некая прихожая, через которую надо пройти, чтоб попасть в дворянство. И король старается теперь зарезервировать за ней как можно больше мест для своих слуг. Известно, что в 1666 году в период большого воинского набора военные служащие были освобождены от необходимости предъявлять доказательства о своей принадлежности к дворянству: им предоставлялась эта привилегия за службу в армии. Людовику XIV также нравится предоставлять хорошим сотрудникам скромного происхождения звание «королевского сотрапезника», позволяющее пользоваться множеством привилегий, льгот, освобождением от налогов и повинностей, и представлять их обществу как людей, стоящих на пороге возведения в дворянство. Жан Расин, ставший академиком в 1673 году и историографом Его Величества в 1677 году, назначается в конце 1690 года комнатным дворянином короля — получение этого звания делает окончательно из этого писателя придворного, и если это звание еще не возводит его, поэта, в ранг благородных, то, по крайней мере, облагораживает во всем королевстве до сих пор мало почитаемую профессию литератора {262}. Должность комнатного дворянина дает право на титул экюйе и освобождает от тальи, эда и даже от сбора с ротюрье за владение феодом {137}.

В 1693 году король учредит, как мы увидим, новый рыцарский орден, орден Людовика Святого, «королевский и военный», способствующий, как ничто другое, слиянию в единое целое самых способных людей страны, ибо возведение в ранг его кавалеров не зависит от происхождения. Одновременно Людовик достаточно великодушно раздает орденские ленты святого Михаила. Этот знак отличия, столь ценимый в XVI веке, обретает новую жизненную силу на более низком социальном уровне, так как не требует больше доказательств принадлежности к дворянству. Король дает его отныне своим лучшим архитекторам и художникам. Святой Михаил — это нечто среднее между нашим орденом Почетного легиона, которым награждают гражданских лиц, и орденом изящных искусств. Его удостаиваются Делаланд {122}, [60] Поэт, уже получивший должность казначея Франции, за которую жаловали дворянством. Самюэль Бернар.