Франсуа Блюш - Людовик XIV

Несмотря на заботы, Людовик XIV совсем не был пассивным, как это может показаться. Он избегает в Европе слишком решительного столкновения и ведет тайные переговоры с доверенными лицами королевы Анны: конференции возобновятся в августе. С другой стороны, он поддерживает в колонии наступательные действия: 9-го эскадра Дюге-Труэна вышла в море в районе Рио; 2 декабря король будет обсуждать с Кассаром вопрос создания морского дивизиона, способного совершать набеги на голландские или английские территории то на одной, то на другой стороне Атлантики. И Франция уже не с позиции слабого государства соглашается на предварительные переговоры в Лондоне (8 октября). Эти переговоры на самом деле дают два договора. Один, секретный, — но который вскоре будет доведен до сведения Хайнсиуса, чтобы подтолкнуть Нидерланды к нему присоединиться, — настаивает прежде всего на том, чтобы французы дали обещание не возлагать на одну и ту же голову короны Франции и Испании. По этому секретному договору Людовик XIV принимает, в силу необходимости, четвертый пункт, имеющий отношение к английской династии, признает королеву Анну и Act of Settlement [122] То есть протестантское наследование. . Он обязуется лично нейтрализовать Дюнкерк, уступить остров СентКристофер, подписать торговый договор с Великобританией. Без всякого согласования со своим внуком старый король смело подтверждает права англичан на Гибралтар и на Маон и даже предоставляет Лондону привилегию « asiento » [123] Монопольное право на поставку рабов в американские колонии Испании. — Примеч. ред. , как исключение из того исключительного права, которым мы пользовались в Америке со времени восшествия на престол Филиппа V.

С точки зрения Парижа, эти уступки кажутся вполне сносными, особенно если их сравнить со статьями договоров в Гааге (1709) или в Гертрейденберге (1710). Но пенсионарий Хайнсиус не считает их достаточно жесткими, нужны будут нажим партии тори и опала герцога Мальборо, неизменность взглядов советников королевы Анны, чтобы навязать Европе идею мирного конгресса. Конгресс, планируемый на 12 января 1712 года, откроется почти вовремя — 29-го. Император дал своим полномочным представителям строгие указания, так как для него идея мира малоприемлема. А Филиппа V союзники даже не соблаговолили пригласить.

Это, надо полагать, разозлило Людовика XIV, но он дает полную свободу действий маршалу д'Юкселлю и аббату Полиньяку, которые будут участвовать в переговорах. У короля Франции есть основания слегка вздохнуть; длительная война, кажется, развивается в его пользу; союзники, кажется, ни в чем не согласны друг с другом; Филипп V, возможно, спасет свое наследство, тогда как полтора назад он чуть было все не потерял. У человека поверхностного, глубоко не анализирующего, все это вызвало бы безмерную радость. Но Людовик XIV слишком опытный политик, чтобы ослабить бдительность. В этом его счастье, 6 февраля Дюге-Труэн, ловко справившись с английскими крейсерами, возвратился в Брест с добычей, захваченной в Рио; а 12 февраля умирает герцогиня Бургундская; 18 февраля — герцог Бургундский, второй наследник; 8 марта скончался герцог Бретонский, третий наследник. И, как будто судьба мстила потомству Генриха IV, 10 июня в Испании умирает герцог Вандомский, восстановивший на троне Филиппа V. Если бы старый король оставил на несколько месяцев свои дела из-за скорби по близким, его обвинили бы в том, что он сорвал переговоры в Утрехте. Он сделал, мы это знаем, свой выбор: он сохранял видимое спокойствие, глубоко спрятал свою боль и отдал все силы, чтобы разрешить политическим путем создавшееся положение. Он даже не боялся того, что его будут подло обвинять в бесчувственности.

Франция никогда не добилась бы тех дипломатических и военных преимуществ, которыми ознаменовалось лето 1712 года, если бы король не воспитал в себе, путем самоотверженных усилий, то хладнокровие, которое он всегда сохранял, и если бы маркиз де Торси не обладал гибкостью и одновременно твердостью характера. В апреле наше положение улучшилось. Враги потерпели неудачу в своей попытке совершить прорыв. Они расположились лагерем около Дуэ, ожидая принца Евгения, новостей от переговоров или распоряжений. А Людовик выставил на всем протяжении «от Арраса до Камбре 120 батальонов» {97}. В этот же момент на мирной конференции все не так плохо складывается для Версаля, В письмах, пришедших ко двору 18 апреля, говорилось, «что обстановка в Утрехте не ясна, нет единодушия и создается впечатление, что интересы так называемого общего дела подменяются частными интересами, что можно констатировать суматоху прибытий и отъездов, что все это похоже на хаос, что неизвестно, чего придерживаться — настолько полномочные представители Франции удивили союзников своей твердостью» {97}.

На самом деле Людовик вовсе не так легко переносит траур по своим близким, тяжело переживает те серьезные опасности, которые нависли над королевством, он отбросил всякий ложный стыд, полностью раскрыл свою душу, отдавая герцогу де Виллару свои последние указания. Сцена происходит в Марли в субботу вечером 16 апреля {26}. Намекая на смерть герцога и герцогини Бургундских и герцога Бретонского, король сказал маршалу: «Господь меня наказывает, я это заслужил, но оставим наше горе оплакивать нашим домочадцам и посмотрим, что можно сделать, чтобы предупредить беды государства». Он доверяет Виллару свою последнюю большую армию, говорит ему о своем доверии, очень нежно с ним разговаривает. Затем он рассматривает вопросы, связанные с возможным поражением, с незащищенностью Парижа, если будет продвижение врага, и просит совета, что нужно делать в подобной ситуации. Так как его собеседник молчит, старый монарх продолжает: «До того, как вы мне выскажете свое соображение, я с вами поделюсь своим… Я знаю Сомму, ее трудно переходить; есть еще крепости — я рассчитываю отправиться в Перонну или в Сен-Кантен и собрать все, что осталось от моих войск, сделать последнее усилие вместе с вами и погибнуть вместе или спасти государство, ибо я никогда не позволю врагу приблизиться к моей столице». Виллар взволнован: монарх поднял его до своей высоты. Говорить будет не хвастливый полководец, не выскочка-демагог, а доверенное лицо Великого короля. «Решения, достойные славы, — сказал маршал, — часто самые мудрые; я считаю самым благородным то решение, которое Вашим Величеством принято, но я надеюсь, что Господь нас пощадит и не допустит необходимости прибегнуть к таким крайностям» {295}. Через 4 дня Виллар принимает в Камбре командование армией, на которую Возлагается сегодня столько надежд.

Болингброк, со стороны англичан, и Торси, со стороны французов, торопятся провести сепаратные переговоры: они приводят к перемирию между двумя странами, которое сначала установится на два месяца для Фландрии (17 июля), затем будет распространено на все фронты (22 августа). Эти урегулирования имеют и отрицательную сторону: они подтачивают моральный дух французских войск (разве мир не завтра наступит?), а в это время принц Евгений окружает Ле-Кенуа (8 июня) и овладевает городом (4 июля), создавая большую опасность для Ландреси (16 июля). Но перемирие дает и большое преимущество: тот же самый Евгений лишается поддержки — которой нельзя пренебречь — английских солдат. Готовится решающее сражение. Людовик посылает приказ Виллару освободить Ландреси, оставляя за ним право выбрать время и место битвы, которая теперь становится неизбежной. Курьеры, снующие между двором и армией, слишком часто вносят путаницу: Людовику XIV первому пришла мысль атаковать Денен, но Виллар ее осуществит, не дождавшись приказа.