Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества

Протесты 1923 г. серьезно испугали власти. Они пошли на повыше­ние зарплаты в городах, но одновременно усилили борьбу с организован­ной оппозицией. Удары наносились не только по представителям анархи­стского, народнического и социалистического подполья, но и по новым левым группам, возникшим в 1921-1922 гг. «Рабочая группа», созданная сторонниками Г.И.Мясникова, выпустила в феврале 1923 г. манифест, который распространялся также среди делегатов XII съезда большевист­ской партии. В нем содержалась критика НЭПа как капиталистической политики, обличалось социальное неравенство между рабочими и «новой буржуазией» и вся вина за социально-экономические проблемы возлага­лась на «олигархическую касту» во главе партии. Группа выступала за полное преобразование Советской системы на основе фабрично-завод­ских советов, к которым должны были, по ее представлению, перейти как управление производством, так и выборы политических административных органов [269]. Другая оппозиционная организация под названием «Рабочая правда» сложилась под влиянием идей известного философа-марксиста А.А.Богданова, теоретика «пролетарской культуры» и лидера сложивше­гося на этой основе широкого общественно-художественного движения «Пролеткульт». «Рабочая правда» заявляла, что к власти в России пришел новый класс, состоящий из представителей «организационной и техниче­ской интеллигенции», который превратил большевистскую партию в свое орудие, установил свою диктатуру и угнетает рабочий класс. Группа при­зывала к созданию «новой революционной пролетарской партии» и под­готовке новой революции [270].

В мае 1923 г. власти арестовали Мясникова, а затем сослали его. В ав­густе «Рабочая группа» была обвинена в организации забастовок, а в сен­тябре обе организации - разгромлены.

В 1924 г. пик забастовочного движения пришелся на весенние и лет­ние месяцы, когда в месяц происходило по 30-50 стачек. Благодаря росту заработков и более своевременной выдачи зарплаты эту волну удалось к концу года сбить. Но большевистская власть оказалась в положении, на­поминающем русскую пословицу: «Голову вытащишь - хвост завязнет». Если все отчеты ГПУ за 1922 и 1923 гг. в целом отмечают, что настроения среди крестьянства, занявшегося «подъемом хозяйства» более благопри­ятны для режима, чем настроение рабочих, а недовольство высоким прод­налогом носит скорее пассивный характер, то в 1924 г. отношение кресть­ян к большевистскому правительству значительно ухудшается в условиях засухи, неурожая и падежа скота. Семенная ссуда, кредиты и продовольст­венная помощь, строительство заводов по производству сельскохозяйст­венной техники не могли исправить ситуацию. Крестьяне возмущались жестокостью сборов, неподъемным для них размером и денежной формой налогов, недостаточностью и невыгодными условиями кредита, неэквива­лентным обменом с городом, усилением влияния кулаков в деревне и скугациков-перепродавцев зерна. Все чаще стали случаи неуплаты налогов, избиения сборщиков налогов и представителей властей. Реформы 1925 г. вызвали у бедных крестьян «подавленное» чувство; крестьяне Украины и Сибири восприняли их как уступки кулакам, которые открыто говорили: «Теперь наша власть». Беспартийный председатель одного из сельсоветов в Костромской губернии многозначительно заявил: «...Появляются новые барины вроде совчиновников, получающих солидное содержание, снова оживают торговцы». Он призывал развивать кооперацию, «отвоевать и тор­говлю, и производство, и не только у частных лиц, но и у государства» [271].

В крестьянской массе в 1924-1925 гг. росла тяга к самоорганизации в форме создания особых крестьянских профсоюзов, особенно в Москов­ской губернии, западных районах и Поволжье. «Революция сделана, но не для крестьянства», - говорили в деревне. Выступавшие на беспартийных конференциях жаловались, что власть «обюрократилась», «слишком мало дала полезного крестьянству» (фабричные изделия дороги, мосты не чи­нятся, медицинская помощь платная) и «обращается с крестьянами звер­ски» [272]. «...Крестьяне говорят, что рабочий живет хорошо, получает при­личное жалование, получает бесплатно лечение и ряд других льгот, - док­ладывали органы ГПУ. - Все это благодаря тому, что рабочие имеют свои союзы, защищающие интересы. Союзы борются за повышение зарплаты рабочего, не считаясь с тем, что фабрично-заводские товары дороги для крестьян. Крестьяне надеются, что союз даст им возможность избавиться от больших налогов» и «назначить цену» на продукты сельского хозяйст­ва. «...Пока не будут крестьянские союзы - нет смычки рабочих и кресть­ян», - заявляли они на собраниях [273]. Многие сельские трудящиеся были убеждены, что городские рабочие живут лучше них, и добивались, «чтобы доход крестьянина равнялся зарплате рабочего». Важной задачей кресть­янских союзов была также коллективная помощь бедным крестьянам.

Хотя число стачек в 1925 г. в среднем составляло 20-30 в месяц (пик приходился на летние месяцы), недовольство среди городских рабочих и особенно безработных сохранялось. Рабочие нередко отказывались уча­ствовать в официальных мероприятиях, говоря: «Здесь нам делать нечего, здесь одни коммунисты и комсомольцы, действительных рабочих нет». Часто делались высказывания, что членов партии надо «заставить рабо­тать», как всех. Безработные, в свою очередь, были настроены все более решительно: «Надо открыто заявить коммунистам - вы править государ­ством не умеете и уходите к черту под лодку». По всей стране неодно­кратно вспыхивали бунты на биржах труда и демонстрации безработ­ных; раздавались призывы «вспомнить пятый год»: «Нам терять нечего, мы на краю гибели» [274]. Все больше тревожило власти и недовольство в армии; солдаты называли коммунистов «привилегированной кастой». Сно­ва активизировались анархисты, пытавшиеся работать даже среди воен­нослужащих.

В 1926 г. наблюдался новый подъем забастовочного движения: в ап­реле произошло 55 забастовок, в мае - 73, в июне - 139, в июле - 113, в августе - 82. Бастовали металлисты, сезонные рабочие, текстильщики, продолжали бунтовать безработные. В деревне вспыхивали столкновения между крестьянскими (середняцко-бедняцкими) и кулацкими группиров­ками [275]. Обеспечить социальную стабильность большевистскому режиму не удавалось.

9. Борьба за власть в верхах. Кризис и крах НЭПа

Социально-экономическая и политическая неустойчивость и неопре­деленность путей развития страны обостряли разногласия и противобор­ство в большевистском руководстве. Сразу после XII съезда разгорелась острая борьба за наследство умиравшего Ленина. Реальная власть оказа­лась в руках Сталина, Каменева и Зиновьева - так называемой «тройки». Осенью 1923 г. Троцкий решился бросить им открытый вызов. Воспользо­вавшись резолюцией пленума ЦК о необходимости оживления партработы и развития «рабочей демократии» внутри партии (сентябрь 1923 г.), он направил письмо ЦК и ЦКК РКП (б), обвинив правящую верхушку и ап­парат в обюрокрачивании и отрыве от масс. Его требования внутрипар­тийной демократизации были фактически поддержаны в «заявлении 46», подписанном его сторонниками, сторонниками группы «демократического централизма» и «рабочей оппозиции». «Режим, установившийся внутри партии, совершенно нестерпим, - говорилось в заявлении, - он убивает Самодеятельность партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом, который действует без отказа в нормальное время, но который неизбежно дает осечки в моменты кризисов и который грозит оказаться совершенно несамостоятельным перед лицом надвигающихся серьезных событий» [276]. Т.н. «левая оппозиция» 1923 г. требовала пересмотреть за­прет фракций и провести внутрипартийные консультации.