Николай Брунов - Очерки по истории архитектуры Т.2

Но, кроме этих ассоциаций из области деревянных конструкций, впечатление небольших размеров, производимое формами классической греческой архитектуры, обусловлено самим характером обработки этих форм. Так, например, колонну уменьшает энтазис, ее сужение вверх. Энтазис диаметрально противоположен геометрической правильности египетских форм. Энтазис лучше всего виден со средней точки зрения и пропадает издали и совсем вблизи. Самый характер оформления колонны требует рассматривания ее со средней точки зрения. Зритель знает, что он находится близко от здания, и, следя глазом за изгибом колонны, воспринимает ее как небольшую. Энтазис колонны соответствует разработанной реалистической трактовке поверхности человеческого тела в греческой скульптуре. В том же смысле действует на зрителя и обработка поверхности ствола колонны каннелюрами: они дробят колонну и воспринимаются вблизи как очень маленькие членения, давая этим масштаб для восприятия и всей колонны как небольшой.

Наконец, все те многочисленные части греческого храма, которые приспособлены для пользования ими человеком (рис. 45) и обработаны соответственно своему назначению, сводят размеры храма к человеческим соотношениями. Сюда относятся главным образом ступени постамента, пролеты между колоннами, наружные галереи периптера и двери, ведущие внутрь целлы.

Впечатлению небольшого сооружения на основе человеческого масштаба сильно способствует большое количество человеческих фигур в скульптурных группах метоп и особенно фронтонов (рис. 44). Все эти реалистически трактованные изображения очень наглядно показывают, что именно человек является ядром здания: тектонические соединения полос воспринимаются благодаря скульптурам фронтонов как рамы вокруг людей. И вместе с тем человеческие размеры переносятся этим и на самую раму, на ордер.

Классический греческий ордер V века не допускает безотносительного увеличения своих размеров. Благодаря тому, что с формами ступенчатого постамента, колонн и антаблементов прочно связано представление о небольших человеческих размерах, при сильном увеличении абсолютных размеров дорического ордера кажущийся размер архитектурных членов не увеличивается соответственно действительному их увеличению. Так, например, Парфенон, увеличенный в два или три раза, будет казаться значительно меньше, чем он есть на самом деле, и только немного больше, чем он кажется теперь. Причина этого кроется в самом характере форм периптера, которые вызывают у зрителя впечатление, что они выполнены в шкале человеческих размеров, независимо от действительной их величины. Поучительно сравнить в этом отношении греческий ордер с египетской протодорической колонной (рис. 374). В протодорической колонне нет ничего, что бы связывало ее с человеческими размерами, и поэтому она, будучи даже маленькой в действительности, кажется со средней точки зрения значительно больше, чем она есть на самом деле. В протодорической колонне нет ни подражания деревянным формам, ни энтазиса. Правильный цилиндр ствола пересекается горизонталью покрытия. Геометризованные пролеты дают впечатление упрощенных форм, вырастающих до сверхчеловеческих размеров. Желоба на колоннах, в связи с совершенно отличной от греческого периптера общей композицией, подчеркивают геометрическую абстрактность форм и линий. По контрасту с колоннами, гора становится грандиозной и отбрасывает зрителя на дальнюю точку зрения, чтобы он был в состоянии воспринять всю гору целиком. От этого по контрасту с большой горой колонны кажутся с дальней точки зрения маленькими: наступает и здесь характерное для Египта соотношение человека, здания и природы, которое подробно описано во введении к «Архитектуре Греции» на примере Дейр-эль-Бахри.

Крупнейшим достижением классической греческой архитектуры V века является введение в архитектурную композицию единства масштаба на основе человеческой мерки. Характерная для восточного деспотизма двойственность масштаба вытекает из двойственного представления о человеке либо как о ничтожестве, либо как об обожествленном сверхчеловеке. На фотографии вырытого в скале храма в Абу-Симбеле (рис. 373) эти соотношения выступают еще ярче, чем в Дейр-эль-Бахри, благодаря тому, что на воспроизведенной фотографии видны только соотношения в пределах художественных форм и отпадает их связь с формами природы, а также потому, что даны изображения человеческих фигур, которые зрителю еще легче сравнивать с собственным телом и соотносить к нему, чем портики Дейр-эль-Бахри. Для Абу-Симбела особенно характерно резкое сопоставление рядом друг с другом фигур огромных сверхчеловеческих размеров и совсем маленьких фигур в их ногах. От сопоставления с маленькими большие фигуры благодаря их обобщенной трактовке вырастают до гигантских размеров, а маленькие по сравнению с ними кажутся совсем ничтожными. Между ними имеются промежуточные звенья: различной величины фигуры несколько больших размеров, чем самые маленькие, но значительно более маленькие, чем самые большие фигуры. Получается нарастание форм, которое мы наблюдали и в Дейр-эль-Бахри (рис. 372), и во внутреннем виде двора в Эдфу (рис. 371).

И без того уже огромные статуи кажутся еще больше, так как в них воплощена динамическая тенденция к бесконечному увеличению своих размеров. Соответственно этому в самых маленьких статуях заключается обратная тенденция к бесконечному уменьшению размеров, отчего они кажутся еще много меньше. Вся композиция приобретает значительно более грандиозный размах при включении в нее зрителем реальных размеров собственного тела и размеров видимого рядом со статуями человека: полярностями оказываются уже зритель — с одной стороны, и самые большие статуи — с другой. По контрасту с ними зритель чувствует себя совершенно раздавленным и уничтоженным, и в этом состоит основной замысел египетского художника, движимого восточно-деспотическим, религиозным взглядом на мир. Однако фасад Абу-Симбела может быть воспринят еще иначе: зритель может мысленно слиться с гигантскими статуями, и тогда он сам себе покажется обожествленным сверхчеловеком, совершенно отделенным от сферы деятельности ничтожных людей-муравьев. В Абу-Симбеле огромные статуи изображают фараонов, и это дает ключ к пониманию типичной для Египта двойственности масштаба. За ней стоит двойственный образ человека в восточной деспотии: угнетенного и обожествленного. Совершенно аналогичное разрешение проблемы масштаба, но в иных только формах, мы находим и в других восточно-деспотических государствах. Так, например, в комплексах башнеобразных необрахманских храмов Индии зритель тоже находит сопоставленными рядом друг с другом формы различных масштабов и типичный динамический ряд от самых маленьких членений наружного вида до грандиозных форм целого. В индийском храме также несоизмеримо контрастируют крошечные членения, к которым человек себя примеривает, и огромные массивы, которые зрительно безмерно увеличиваются от сопоставления с маленькими формами.