Стенли Уаймен - Под кардинальской мантией

- Берегись! - зарычал на него капитан. - Не вздумай над нами шутить.

Он не успел докончить фразы, потому что Клон, словно поняв его нетерпение, отвернулся от моста и, углубившись в лес, тянувшийся по левую руку, стал взбираться на высокий берег потока. Мы не прошли и ста шагов, как почва сделалась ухабистой и густо поросшей кустарником. Тем не менее через эту растительность тянулось нечто вроде тропинки, дававшей нам возможность пробираться вперед.

Скоро берег, по которому мы шли, сделался круче. Мы повернули в сторону там, где поток делал искривление, и очутились у начала темного и крутого оврага. На дне его клокотал поток, бежавший по камням и рытвинам. Впереди нас вздымался высокий утес, а на половине расстояния между вершиной и оврагом тянулась узкая терраса, смутно видимая в полумраке.

- Держу десять против одного, что тут будет пещера, - пробормотал капитан. - Иначе и быть не может.

- Не особенно приятный сюрприз, - усмехнулся я. - Здесь один человек с успехом может защищаться против десяти.

- Если у этих десяти нет пистолетов, - ответил он. - Но вы видите, у нас есть пистолеты. Что, он сюда и идет?

Он действительно шел туда. Как только это обнаружилось, Ларолль обернулся к своему товарищу.

- Лейтенант, - сказал он, понизив голос, хотя поток, бурливший внизу, заглушал речь, - что вы скажете на это? Зажечь фонари или воспользоваться остатками дня?

- Да, я думаю, лучше будет поспешить вперед, пока еще что-нибудь видно, господин капитан, - ответил лейтенант. - Толкайте его в спину, если он устанет. Ручаюсь вам, - прибавил он с усмешкой, - что у него еще осталось одно или два чувствительных места.

Капитан отдал приказ, и мы двинулись дальше. Теперь было очевидно, что тропинка, тянувшаяся к утесу, была нашим назначением. Несмотря на камни и кусты, тропинка была явственно видна, и хотя Клон шел очень медленно, поминутно издавая громкие стоны, минуты через две мы уже вступили на нее. Она оказалась не столь опасной, как представлялась издали. Правда, терраса, покрытая травой, имела легкий наклон в сторону и в некоторых местах была очень скользка, но она была широка, как большая дорога, и возвышалась над водой не более, как на тридцать футов.

- Ну, я думаю, теперь он в наших руках, - сказал капитан Ларолль, крутя свои усы и оглядываясь вокруг, чтобы сделать последние распоряжения. - Поль и Лебрен, смотрите, чтобы ваши люди не производили шума. Сержант, ты ступай со своим карабином вперед, но смотри, не стреляй без команды. Вы, лейтенант, подойдите ближе. Ну, теперь вперед!

Мы прошли около ста шагов и, повернув направо, увидели перед собою маленькое ущелье, черневшее в сером сумраке, заволакивавшем весь утес. Пленник остановился и, подняв обе руки, указал на него.

- Здесь, - прошептал капитан, торопливо пробираясь вперед. - Это и есть то место?

Клон кивнул головой. Голос капитана дрожал от волнения.

- Поль и Лебрен останутся здесь с пленником, - тихо сказал он. Сержант пойдет со мною вперед. Ну, готовы вы? Вперед!

По этой команде сержант и он поспешно направились вперед по обе стороны Клона и его конвойных. Здесь тропинка несколько суживалась, и капитан проходил по наружному ее краю. Глаза всех, кроме одного, были обращены на темное ущелье: все мы чего-то ждали - неожиданного нападения или выстрела отчаянного человека, и никто точно не разглядел, каким образом все это произошло. Во всяком случае, когда капитан поравнялся с Клоном, последний, оттолкнув в сторону конвойных, обхватил своими несвязанными руками тело капитана и с громким криком потащил его к краю пропасти. Все это произошло в один момент. Пока мы сообразили, в чем дело, они оба уже очутились на краю пропасти, вырисовываясь в ночном сумраке в виде нераздельной темной формы. Сержант, который первый опомнился, поднял свой карабин, но так как оба противника быстро кружились, - капитан пытался вырваться и выкрикивал громкие проклятия и угрозы, а Клон был нем, как смерть, - то сержант не мог разобрать, где начальник и где Клон, и вынужден был снова опустить свое ружье. Остальные же в испуге не двигались с места.

Этот момент нерешительности имел роковые последствия. Длинные руки Клона крепко стиснули руки капитана, прижав их к ребрам; его гибкие члены обвились вокруг тела врага, как кольца змеи. Ларолль был обессилен.

- Черт вас всех возьми! Отчего вы не поможете? - закричал он. - О, Господи! - сорвался последний крик с его уст.

Лейтенант, выйдя из нерешительности, бросился к ним, но в это мгновение оба борца опрокинулись в пропасть и исчезли.

- Мой Бог! - воскликнул лейтенант, и ответом ему был громкий плеск, послышавшийся снизу.

Старый солдат всплеснул руками.

- Вода! - сказал он. - Скорее, ребята, ступайте вниз! Быть может, мы еще спасем его!

Но вниз не было тропинки, была уже ночь, и люди устали. Надо было еще зажечь фонари и найти дорогу. Таким образом, когда мы достигли черного омута, находившегося внизу, последние пузырьки уже давно исчезли с поверхности воды, последние волны уже давно разбились о берег. При желтом свете фонаря мы видели лишь шляпу, плававшую на поверхности, а недалеко от нее - перчатку, наполовину затонувшую в воде. Это было все. Предсмертное объятие немого не знало пощады, его ненависть была чужда страху.

Я слышал впоследствии, что, когда не следующий день их обоих вытащили из воды, пальцы Клона находились в глазных орбитах капитана, его зубы вонзились в горло врага. Если кто-либо находил сладкую смерть, то это именно он.

Когда мы медленно отвернулись от черной воды, одни содрогаясь, другие творя крестное знамение, - лейтенант посмотрел на меня.

- Черт вас возьми! - с гневом сказал он. - Вы, наверное, рады!

- Он заслужил это, - холодно ответил я. - С какой стати я буду притворяться опечаленным? Не все ли равно, теперь или через три месяца? А за того несчастного я рад.

Он некоторое время не сводил с меня своего дышавшего злобой взора.

- С удовольствием я связал бы и высек вас, - сказал он наконец сквозь зубы.

- Довольно вам будет и одного на сегодняшний день, - возразил я. - Вот что бывает, - презрительно продолжал я, - когда всяких проходимцев делают офицерами. Собаке всегда хочется крови. Погонщик должен хлестать кого-нибудь, если не может хлестать лошадей.

Мы уже достигли деревянного моста, когда я произнес эти слова. Он остановился.

- Хорошо же, - сказал он, кивая головой. - В таком случае я знаю, что мне делать. Сержант, посвети мне. Остальные - марш по квартирам в деревню! Ну, господин шпион, - продолжал он, глядя на меня, - куда вы пойдете, туда и я. Я теперь знаю, как испортить вашу затею!

Я презрительно пожал плечами, и мы втроем - сержант впереди с фонарем в руке, я и лейтенант позади - перешли через луг и миновали калитку, где мадемуазель поцеловала мне руку. Я со смущением спрашивал себя, что такое он задумал, но свет фонаря, освещавший нам дорогу и вместе с тем падавший на его лицо, не открывал мне в этом лице ничего, кроме упорной враждебности. Он прошел до самого конца аллеи, собираясь войти в главную дверь замка, но я увидел на каменной скамье у стены белое платье и направил свои шаги в ту сторону.