Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность

Население Польши было восхищено стремительным и мощным наступлением советских частей. Многие были удивлены тем, что Красная Армия вооружена новейшей техникой в большом количестве и имеет неисчислимые людские резервы. Польские жители убедились в том, что немцы клеветали об уничтожении Красной Армии и всего ее вооружения [636].

В политдонесении тыловых частей и учреждений сообщается:

«В с. Люботынь старший местный ксендз в беседе заявил: “Мы благодарим Красную Армию за освобождение польского народа от ига германцев, за ее доброе взаимоотношение с народом Польши и в отношении к костелам. Красная Армия, преследуя противника, в районе нашей деревни не бросила ни одного снаряда в деревню, а немцы за 20 мин. до отступления взорвали башню, костел. Мы в данное время видим и чувствуем теплое дружественное отношение Красной Армии к польскому населению и руководящую роль в освобождении Польши от немцев. Я призывал и буду призывать своих прихожан оказывать максимальную помощь Красной Армии в ее борьбе против общего врага – немецких оккупантов» [637].

В д. Ернуты несколько жителей, в том числе женщин, обратились к офицеру приемного пункта военнопленных с просьбой: «Разрешите ударить и помучить германцев». Когда им было отказано, они с возмущением говорили: «Вы, видимо, господин офицер, не знаете, как германцы издевались и убивали ваших солдат и офицеров и наших поляков, которые были у них, а мы собственными глазами видали, как убивали и мучили военнопленных, поляков, евреев в лагере 136 в Замброве». В свою очередь военнопленные немцы при отправке на сборный пункт просили конвой не допускать поляков, евреев, ибо они будут избивать и убивать их [638].

В Польше наши войска столкнулись с тем, как германское правительство проводило национальную политику, направленную на разобщение и вражду между представителями разных национальностей.

Так, при освобождении г. Холм было отмечено, что немцы разжигали национальную вражду межу поляками и украинцами. Украинцев они поставили в несколько привилегированное положение в сравнении с поляками – отобрали костел и отдали его украинцам, в полиции большинство было украинцев, руководителем полиции был украинец Кащенко, на подавление восстаний в польских селах обычно посылались украинцы, украинцы имели свой кооперативный союз и свой отдельный банк. Была украинская националистическая организация СС-юнацтво, ставившая в качестве основной задачи борьбу с Красной Армий. Пользуясь своим привилегированным положением, украинцы-полицейские грабили поляков, издевались над ними, и это, естественно, вызывало ненависть у поляков к украинцам [639].

В г. Дубенки Грубешувского уезда Люблинского воеводства во время немецкой оккупации был немецкий комендант, старшиной, старостами и полицейскими были предатели из украинско-немецких националистов, которые бежали с немцами. Гитлеровцам удалось натравить украинцев на поляков и поляков на украинцев. Они организовали резню украинскими националистами поляков и польскими националистами украинцев. Немецкие ставленники из украинско-немецких националистов, находясь у власти, всячески издевались над поляками, убивали их. Польские националисты вырезали украинцев. В селах Черничен, Теребин, Модрынь и Сагрынь они убили до 700 украинцев. Из бесед с поляками выяснилось, что они ненавидят украинцев даже больше, чем немцев, из бесед с украинцами также явствует, что они настроены против поляков [640].

Кроме того, говоря о Польше, следует отметить крайне неоднородную внутриполитическую обстановку. Даже существующие в Польше партизанские отряды, действующие под эгидой разных политических партий, не согласовывали своих действий против немецких оккупантов. Вследствие такого разнородного внутриполитического положения наши бойцы значительно чаще, чем это было в первые дни пребывания на польской территории, стали задаваться вопросом: «Стоит ли нам проливать кровь за Польшу?» [641]. Повсеместно бойцы и офицеры обращали внимание на то обстоятельство, что мужское польское население живет дома, занимается своим хозяйством и в войне против немцев пока не принимает никакого участия, так как мобилизация населения в Войско Польское практически пока не проводится. Это обстоятельство, а также и то, что 1 Польская Армия никаких выдающихся боевых дел на территории Польши пока не совершила, вызывало среди личного состава такие суждения: «Мы несем на себе всю тяжесть войны, мы освобождаем Польшу, а поляки сидят дома», «Наш народ напрягает все силы, переживает трудности, а поляки живут и горя не знают. Нужно, чтобы поляки побольше несли на себе бремя войны», «И зачем нам идти так далеко по Польше и очищать ее, смотрите, сколько ходит поляков, здоровые, ничего не делают, пусть они теперь воюют, а мы свое дело сделали», «Глядя на этих молодых и здоровых лоботрясов, обидно как-то становится. Мы выгнали немцев почти всюду из нашей страны, теперь проливаем кровь в Польше, а поляки отсиживаются у себя дома с бабами».

В отличие от периода первых восторженных встреч и взаимных приветствий, которые были повсеместно в момент вступления советских частей в освобожденные города и села Польши, у многих бойцов и офицеров в оценке местного населения появилось разочарование. Многие военнослужащие неодобрительно отзывались о собственнической «душе» польских крестьян, особенно зажиточных, заметно проявляющейся скупости. Сержант Кандагура (185 сд 47 А) заявил: «Поляки – это не русские. Наш народ поделится последним, а они имеют по 6 коров, но ни один из поляков не предложит бойцу или офицеру выпить кружку молока. За все требуют плату. Вот и воюй за них». Такого рода далеко не единичные высказывания военнослужащих были и в других армиях. Например, капитан Зацера (114 ск 70 А) рассказывал: «Недавно я пришел из части и заставил своего ординарца приготовить мне поесть. Он пошел на кухню, поставил котелок на плиту, а хозяйка этому воспротивилась. Когда ординарец ей сказал, что ему нужно покормить офицера, она ответила: “Какое мне дело до вашего офицера, у меня вон свиньи голодные”. После этих слов, говорит капитан Зацера, у меня так вскипело в груди, что я еле сдержался от хорошего нагоняя ей только потому, что помнил приказ по поводу взаимоотношений с местным населением». В той же армии отмечены случаи, когда зажиточные поляки отказывались предоставить сарай для ночлега бойцам, не говоря уже о доме.

Об изменившемся отношении к воинам Красной Армии в Румынии также свидетельствуют факты, когда, убедившись в отсутствии агрессивных намерений Красной Армии, некоторые жители истолковывали это как разрешение вести себя вызывающе. Крестьяне, еще вчера ждавшие, что их расстреляют, сегодня уже выражали недовольство, например, тем, если кто-либо из бойцов или офицеров располагался у них на ночлег.