Елена Кудрявцева - Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

Европейские державы не были заинтересованы в какой-либо причастности Сербского княжества к революционным выступлениям. Франция возражала против оказания помощи австрийским сербам, поскольку этот шаг мог привести к непредсказуемым последствиям для стабильности Османской империи. Французский консул доносил в Париж: «Я верю, что сербское правительство активно готовится к войне против Турции. Помощь, которую оно послало сербам в Австрию, не только братская помощь, но в то же время и подготовка к войне против Турции за свою независимость» [474]. Кроме того, поддержка австрийских сербов могла послужить сигналом к объединению всех южнославянских народов и началу совместных действий против угнетателей.

Россия, безусловно, также была заинтересована в сохранении мира и порядка в Сербии. Это традиционное пожелание должен был довести до сведения сербского правительства специальный чиновник Министерства иностранных дел Соколов.

Османские власти, со своей стороны, не поощряли вмешательства Сербии в австрийские дела. Их не могла не насторожить практическая консолидация славянских сил, выходящая за рамки теоретических построений. К тому же их пугало неизбежное усиление роли России в организации возможного общеславянского движения. Когда стало ясно, что революционные события не перекинутся на Сербию, Порта нашла возможным поощрить миролюбивые действия Александра Карагеоргиевича и присвоила ему высшее военное звание – мушира османской армии [475].

Таким образом, Сербское княжество оказалось в фокусе пристального внимания всех ведущих европейских держав, которым было небезразлично поведение сербского правительства. Вышедшая в 1848 г. статья Е. Груича «Обзор государства» соответствовала настроениям либеральных кругов княжества. В ней автор писал: «Народ наш не свободен ни во внутренней, ни во внешней политике. Во внешней – потому что платит Турции харач. Во внутренней – потому что… он лишь средство, которое то одно, то другое (государство. – Е. К. ) употребляет со своей целью» [476]. Сложившаяся вокруг Сербии ситуация проиллюстрировала это высказывание наилучшим образом: в условиях революционного кризиса все заинтересованные державы сходились во мнении о необходимости поддержания спокойствия в княжестве.

Вооруженное выступление австрийских сербов в Воеводине носило национальный характер и было направлено исключительно против венгров. Поскольку официальная политика княжества не предполагала вмешательства в конфликт, Гарашанин делал ставку на помощь добровольческих отрядов. Он возлагал большие надежды на воеводинских сербов, поскольку сами обстоятельства революции должны были сопутствовать их успеху. К тому же один из планов всесербского объединения предполагал присоединение Воеводины к Сербии [477]. Сербское население этого края составляло в то время около 500 тысяч человек; в Хорватии сербов было 300 тысяч, а в Далмации – 200 тысяч. Всего в Воеводине и Триедином королевстве насчитывалось до миллиона сербов [478].

На помощь австрийским «братьям» из княжества были посланы несколько отрядов, крупнейшим из которых был отряд под командованием С. Кничанина – бывшего члена Совета. Кроме этого достаточно крупного подразделения имелись более мелкие, их возглавляли Б. Джорджевич, капитан Андрошович, майор С. Йованович, Козелец, П. Гудович, П. Маркович, Р. Петрович, Т. Иванович и др. [479]Кничанин не стоял во главе всего войска из Сербии, ему принадлежал крупнейший отряд (по разным оценкам от 2 до 12 тысяч человек). Со временем все эти отряды превратились в южноавстрийское войско, получавшее жалованье из военной австрийской кассы. Кроме того, сербское правительство оказало воеводинцам материальную поддержку в размере 20 червонных, князь Александр от себя лично пожертвовал еще 12 тысяч флоринов [480]. Было передано также достаточное количество пороха, свинца, около 2–3 тысяч единиц огнестрельного оружия. В то же время Россия подарила Сербии 3 тысяч ружей и еще 7 тысяч продала по фабричной цене. Для его получения в Россию выехал Ненадович [481]. М. Экмечич прямо связывает военные действия в Австрии и присылку русского оружия в Сербию – он считает, что это была хорошо спланированная операция по подавлению венгерского восстания, где Белград выполнял роль посредника [482]. Конечно, совпадение этих событий во времени наводит прежде всего именно на такое предположение. Однако можно высказать и другую точку зрения: во-первых, передача оружия сербам готовилась давно, еще до венгерского восстания; во-вторых, принимая во внимание осторожную позицию российских властей, всегда очень неодобрительно смотревших на самостоятельные действия балканских славян, трудно предположить, что в данном случае они нарушили свое правило и выступили поставщиками оружия для «бунтовщиков».

Российские представители в Белграде внимательно следили за развитием событий в Воеводине. В Петербург регулярно поступали сообщения обо всех успехах и неудачах добровольческого войска. В декабре 1848 г. Данилевский сообщал о наступлении венгерской армии под командованием генерала Киша на Панчево и больших разрушениях в этом населенном пункте после двух часов артиллерийской канонады [483]. Крупные формирования австрийских сербов вели бои совместно с отрядом, во главе которого стоял Кничанин [484]. В этом же сообщении упоминается о том, что в рядах венгерской армии служат и поляки. В ходе военных действий польские эмигранты предприняли значительные усилия для помощи повстанцам. Сотни поляков сражались в рядах венгерской армии, а польские генералы Ю. Бем и Г. Дембиньский состояли в чине командующих крупными военными подразделениями [485].

Наблюдавшие за ходом военных действий европейские политики с удовлетворением отмечали, что выступления на стороне воеводинцев никак не отражаются на внутренней ситуации в княжестве, не нарушают спокойствия и не служат поводом к началу общеславянского движения. Более того, австрийские власти нашли в сербах-добровольцах своих союзников в деле подавления революционного движения венгров. Кничанин был награжден австрийскими властями орденом Марии-Терезии, а также получил медаль от черногорского владыки [486].

Уже в феврале 1849 г. Кничанин был вынужден привести свое войско обратно в Сербию. Этого категорически потребовало сербское правительство под нажимом властей Австрии и Турции, которые с опаской наблюдали за внушительными успехами сербского оружия, ожидая его обращения против режимов Габсбургской монархии и Османской империи [487]. Кничанин выразил желание выехать в Вену, для того чтобы протестовать против подобного решения. Вопрос о посещении австрийской столицы вызвал целую дискуссию между ним и Гарашаниным. Суть ее сводилась к определению роли сербов-добровольцев во внутриполитической борьбе Австрийской империи. Если в начале венгерского восстания австрийские власти видели в сербах бунтовщиков и осуждали помощь Сербии воеводинцам, то после развертывания широких военных действий против венгерской армии роль сербов из княжества получила другое толкование. Поэтому если раньше австрийский консул Мейерхофер протестовал против посылки отрядов в Воеводину, то позже эта акция приветствовалась австрийцами. Гарашанин тяжело переживал подобную метаморфозу.