Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3

Кроме Литвы и татар, борьба с которыми заполнила почти все время княжения Василия Иоанновича, с остальными державами отношения наши были дружественными: со Швецией в 1518 году был заключен мирный договор на 60 лет, а с Ливонией перемирные договоры в 1509, 1521 и 1531 годах; кроме того, в 1514 году было подписано 10-летнее перемирие с 70 городами Ганзейскими, «с сей стороны Поморья и с оной стороны Заморья», причем была возобновлена старинная взаимная свободная торговля с Новгородом. Наконец, с Данией у нас был союзный договор, по которому датским купцам было позволено выстроить дворы и в них церкви в Новгороде и Ивангороде.

Приезжало во времена Василия в Москву посольство и от знаменитого индийского царя Бабура, основавшего империю Великого Могола.

Важным внутренним делом при Василии Иоанновиче было присоединение к Москве после Пскова великого княжества Рязанского. Мы видели, что Иоанн III имел уже своих наместников в Рязани во время малолетства рязанского князя Ивана Ивановича, но затем посадил его там, причем последний ходил в его полном послушании; сын же этого князя Ивана Ивановича не желал исполнять того же в отношении сына Иоанна III – великого князя Василия – и не замедлил войти в соглашение с заклятым врагом Москвы крымским ханом Магмет-Гиреем и даже хотел жениться на его дочери. Узнав про это, Василий вызвал его в Москву и заключил под стражу, откуда он вскоре бежал в Литву; Рязанское же княжество было окончательно присоединено к Москве, причем наместником в Рязани был назначен Хабар Симский, так доблестно отбивший Магмет-Гирея от ее стен.

Кроме Пскова и Рязани, при Василии же Иоанновиче к Москве были присоединены и два больших удельных княжества – Новгород-Северское и Стародубское, перешедшее при Иоанне III под руку Москвы из-под власти Литвы. Произошло это так: в княжествах этих сидели два заклятых врага – князь Василий Иванович Новгород-Северский, внук Шемяки, и князь Василий Иванович Стародубский, внук князя Ивана Можайского. Вражда их окончилась тем, что Василий Иванович Новгород-Северский изгнал Василия Ивановича Стародубского из его отчины, но затем в 1527 году был вызван в Москву и заключен под стражу, так как было перехвачено его письмо к киевскому воеводе, в котором он предлагал свою службу королю Сигизмунду. Обе волости же, Новгород-Северская и Стародубская, которыми он владел, были присоединены к Москве.

Во время заключения Шемячича по московским улицам ходил юродивый с метлой в руках и громко говорил: «Государство не совсем еще очищено – пришла пора вымести последний сор».

Эти слова юродивого были прямым выражением взглядов народа на власть московских государей и на оставшихся последних удельных князей; действительно, присоединение Рязани, Новгорода-Северского и Стародуба не вызвало никаких волнений у населения; только часть рязанцев по примеру Новгорода и Пскова была расселена по другим областям. Вслед за тем и удел дяди Василия – Бориса Васильевича Волоцкого – тоже отошел к Москве после смерти его бездетного сына Феодора.

Таковы были дела Василия Иоанновича III в отношении исполнения прародительского завета – собирания Русской земли. Надо заметить, что во всей своей деятельности он никогда не встречал никакой поддержки со стороны своих братьев. Мы видели, что один из них, Симеон Калужский, хотел бежать в Литву и только благодаря заступничеству митрополита был прощен Василием. Другой, Димитрий Иоаннович, как мы знаем, крайне неудачно начальствовал над войсками при первом походе Василия на Казань; при этом он не мог забыть старинного своеволия князей, за что старший брат и вынужден был посылать ему выговоры. Самый старший, Юрий Иоаннович, также был недоволен порядками, установившимися в Москве, где вся власть принадлежала великому князю, и собирался тоже уйти в Литву, почему Василий должен был установить за ним надзор. Наконец, младший, Андрей, был человеком ничем не замечательным, ни в хорошую, ни в плохую сторону; таким образом, Василию Иоанновичу не на кого было опереться из своих близких в тяжелые времена, которые ему приходилось неоднократно переживать.

Не был счастлив он и в своей семейной жизни. Великая княгиня Соломония была бесплодна, и престол должен был перейти после него к брату Юрию, человеку совершенно неспособному продолжать успешно трудное служение Родине. Все это, конечно, сильно печалило и озабочивало Василия.

Будучи однажды за городом и увидев птичье гнездо, он, по словам летописца, сильно заплакал и начал говорить сквозь слезы: «Горе мне! На кого я похож? И на птиц небесных не похож, потому что и они плодовиты; и на зверей земных не похож, потому что и они плодовиты; и на воды не похож, потому что и воды плодовиты; волны их утешают, рыбы веселят! Господи! Не похож я и на землю, потому что и земля приносит плоды свои во всякое время, и благословляют они тебя, Господи».

Несчастная великая княгиня, конечно, всей душой хотела принести своему супругу наследника и прибегала для этого к знахарям и знахаркам, но ничего не помогало. А между тем Василий обратился в думе к боярам и с плачем стал говорить им: «Кому по мне царствовать на Русской земле и во всех городах моих и пределах? Братьям отдать, но они и своих уделов строить не умеют». Вопрос, поставленный Василием, был, конечно, огромной важности для всей будущности государства. И вот из боярской среды послышался ответ: «Государь, князь великий! Неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда». Этим боярским ответом определилась судьба Соломонии. Великий князь решил дать ей развод. Сторонниками этого решения был митрополит Даниил, бывший игумен знаменитого Иосифо-Волоколамского монастыря, и большинство бояр; но были и противники, в том числе князь Семен Курбский и бывший князь Василий Косой Патрикеев, в иночестве Вассиан, постриженный, как мы помним, еще при Иоанне III, вместе с отцом своим князем Иваном Патрикеевым, взамен смертной казни «за высокоумие», которой был подвергнут только князь Ряполовскии; против развода был и приезжий с Афона для исправления церковных книг инок Максим Грек.

А. Максимов. На государеву службу

Объявление о разводе состоялось в ноябре 1525 года, после чего Соломонию постригли под именем Софии в Рождественском девичьем монастыре, а затем перевели в суздальский Покровский монастырь.

Известия, дошедшие до нас, о пострижении Соломонии разноречивы: по некоторым из них, развод и пострижение последовали по желанию и даже по просьбе и настоянию самой великой княгини, а по другим – она будто бы этому противилась.