Александр фон Шёнбург - Все, что вы хотели знать о королях, но не решались спросить

Но что бывает, как в случае с Тэтчер, если премьер-министр оказывается нечувствителен к такой «деликатности»? Эпоха Тэтчер была для королевы определенным вызовом, потому что реформистское рвение на этот раз пришло не слева, как после обеих мировых войн при Каллагэне и Вильсоне, а справа, что было внове. Как королева отнеслась к неолиберальному псевдореволюционер-ству Тэтчер, остается одной из наименее известных глав в английской истории, которая еще ждет своего подробного изучения. Тэтчеризм стал для королевы вызовом уже хотя бы потому, что Маргарет Тэтчер была вооружена мандатом подавляющего большинства избирателей. А как монарх, для которого запрещено любое вмешательство в законодательство и который при этом видит свой долг в сохранении социального единства страны, мог реагировать на то, что какая-то Маргарет Тэтчер разрушает национальный консенсус и объявляет войну государству всеобщего благоденствия, как это виделось королеве? Ведь классический английский консерватизм, с которым тори распрощались при Тэтчер, базировался на стародавней, скорее патерналистской картине мира с некоторым оттенком социализма. Идеология тэтчеризма, напротив, наводила на мысль о своего рода социальном дарвинизме. Слабые, пользовавшиеся до тех пор особой защитой консерваторов, вдруг стали считаться путами на ногах экономического прогресса. Идеологическая пропасть между традиционным консерватизмом всеобщего благоденствия и неолиберализмом премьер-министра несла в себе, о чем сегодня с легкостью забывают, элементы культурной революции. И королева без колебаний встала на сторону старой гвардии социал-консерваторов, с которыми так страстно боролась госпожа Тэтчер.

Первый прямой конфликт случился сразу после выборов в нижнюю палату парламента в 1983 году. Глава правительства одного из островов на юго-востоке Карибского моря, Гренады, с населением меньше ста тысяч человек, стал жертвой покушения. Американское правительство послало войска, чтобы восстановить политический порядок островного государства. Была только одна маленькая проблема: главой государства был не кто иной, как королева английская. А ее Маргарет Тэтчер не поставила в известность. Говорят, от ярости королева просто бушевала. Мысль о том, что можно ввести войска в одну из стран Содружества, даже не сообщив ей об этом, показалась королеве беспардонной провокацией. «Холодная война» между Даунинг-стрит и Букингемским дворцом началась.

Для своего первого акта мести королева выбрала традиционное рождественское обращение, в котором она критиковала политику Тэтчер, назвав ее разрушением социальной сферы. И хотя сделала она это не прямо, а придала своему обращению подчеркнуто социальную окраску, все в стране знали, как надо понимать ее слова. «Величайшая проблема наших дней, — притворно сладким тоном говорила королева, — это пропасть между богатыми и бедными странами на Земле. Мы должны уделять внимание социальному неравенству…» Кроме того, она позволила, чтобы в прессу попали сведения о том, что она не разделяет отказа от экономических санкций против Южной Африки, — на Даунинг-стрит это расценили как фронтальную атаку. Преданная госпоже Тэтчер «Таймс» кричала, что королева, хоть она и глава Содружества, не имеет права возражать против политики своего правительства.

Окончательное и решительное столкновение произошло летом 1984 года. В последний уик-энд июля «Санди тайме» вышла с чрезвычайно взрывоопасной эксклюзивной статьей, в которой политические разногласия между Букингемским дворцом и Даунинг-стрит были названы своими именами. «Из ближайшего окружения королевы, — было написано на первой странице, — газета получила информацию, подтверждающую главные политические расхождения во мнениях между короной и правительством». Статья подавалась как «сенсационное разоблачение политической позиции королевы». Королеву, сообщала газета, не устраивает направление политики Тэтчер, она рассматривает тэтчеризм как разрушение социального консенсуса, считает его «холодным, жестоким и разрушающим единство нации».

Для Маргарет Тэтчер эта разоблачительная статья «Санди тайме» была катастрофой. Она придала силы оппозиции внутри ее собственной партии и ее собственного кабинета. Можно даже сказать, что именно эта публикация в «Санди тайме» и вызвала в конечном счете падение Тэтчер. Потому что только после лета 1984 года внутрипартийная оппозиция, в течение многих лет лишенная влияния, снова собралась с силами. Сразу после публикации была открыта охота на «крота». Интересно, что дворец не дал себе труда выступить с опровержением, наоборот: было даже сделано подтверждение, что глава королевской пресс-службы, Майкл Ши, разговаривал с репортерами «Санди тайме». Через три месяца Майклу Ши, исключительно под нажимом с Даунинг-стрит, пришлось покинуть свой пост.

Маргарет Тэтчер пережила атаку Букингемского дворца ровно на пять лет. И если она думала, что королева — безобидная пожилая дама из сельской знати, способная разговаривать только о лошадях и собаках и совершенно не опасная в политическом отношении, то она получила хороший урок.

Конституционные монархии Европы отводят королям и королевам, пожалуй, роль внепартийного третейского судьи, обязанного наблюдать за правильной работой всех институтов. Однако на практике — и за кулисами — возможности политического влияния (за исключением Швеции, где монарх действительно выполняет только церемониальную функцию) намного шире. Достаточно вспомнить короля бельгийцев Альберта II, который большую часть 2007 года действовал как политический посредник, чтобы вопреки ожесточенному сопротивлению различных политических сил своей страны добиться создания дееспособного правительства.

Или Хуан-Карлос I, король Испании. Ведь от Франко он унаследовал почти неограниченную полноту власти. Ему даже пришлось пообещать генералу сохранить авторитарный режим. Но намерения сдержать это обещание у Хуана-Карлоса никогда не было. Когда в 1975 году Франко умер, он быстро воспользовался своей властью, чтобы начать демократические реформы — ив конечном счете лишить власти самого себя. Ему удалось предотвратить последовавший за этим военный путч. Он реформировал военные силы и заново создал испанское государство как конституционную монархию. Подобной радикальной «смены режима» не было в современной истории Западной Европы. А начата она была не народом, не парламентом, а королем.

Классическое толкование, согласно которому монарх является живым парадоксом — а именно: человеком, обладающим самой большой властью в стране, и одновременно самым бесправным человеком своей страны, — оказывается, таким образом, просто расхожим штампом.