Дмитрий Шеваров - Двенадцать поэтов 1812 года

Ты ко мне слова не писал о твоем житье-бытье. Как ты время провел в Вологде, которую я очень не люблю. Впрочем, и в Нижнем не очень весело: если Бог приведет нам увидеться, то я расскажу очень много забавного о наших старых знакомых, которые тебя все помнят. Тебе известны стихи В. Л. Пушкина:

Но ты, конечно, не знаешь, как А. М. Пушкин их пародировал. Тебе много неизвестно! И у нас было чудес! чудес! Где Жуковский? ему дали Владимира? правда ли это?.. [352] Батюшков К. Н. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 237–238.

В середине декабря 1812 года Батюшков добрался до Вологды. Пробыл буквально дня три. В Нижний он возвращался через сожженную Москву.

Петр Вяземский — Константину Батюшкову

3 февраля 1813

Из Вологды в Нижний Новгород

По несчастию, письмо твое застало меня еще в Вологде, и теперь из Вологды же пишу к тебе… Скоро, скоро думаю оставить здешние болоты, но однакож все еще для меня грядущее незримо. Прости, любезнейший, пиши ко мне в дом Кожена к Грибоедову в Ярославль, а люби везде, как я тебя, везде и всегда [353] Кошелев В. А. Вологодские давности: Литературно-краеведческие очерки. Архангельск, 1985. С. 65. .

Константин Батюшков — Петру Вяземскому

21 марта 1813

Из Петербурга в Ярославль

Мое письмо будет коротко, любезный друг, но я имею нужду к тебе писать. Ты жалуешься на скуку; легко поверю: мне и здесь невесело, каково же тебе в болоте? Желаю от всей души, чтоб ты поскорее поехал в деревню и прожил там наедине, если это возможно? хотя год, хотя полгода. Я вовсе не знаю, что со мной будет; ожидаю Бахметева, у него буду проситься в армию, а пока езжу по обедам и вечера провожу с трубкой и с книгами, а более всего с воспоминаниями, ибо я весь в прошедшем. Я долго, долго жил! Тургенев хорошо сделал, что помог Жуковскому, а Жуковский еще лучше сделал, что уехал в Белев… Часто просиживаю вечера с Дашковым, которого начинаю любить от всей души за добрые его качества; этот человек выигрывает в коротком знакомстве… Дай себя обнять, любезный друг, будь счастлив, будь веселее и выше круга людей, в котором ты осужден жить мимоходом. Сегодня, завтра обстоятельства могут перемениться, а мы остаемся все те же, если имеем ум и характер. Я желаю их иметь, чтоб быть полезным для людей, близких моему сердцу… Вот тебе моя рука. Прости. Конст. Б.

Как я глуп! Я все думал, что ты в Вологде, и теперь только прочитал: «Ярославль, 12 марта». Это меня порадовало… [354] Батюшков К. Н. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 242.

Кажется, никогда они не были так близки, как той осенью-зимой. Но чем дальше отходили в историю переживания 1812 года, тем менее они понимали друг друга. Они оба изменились, но как бы в разные стороны. Вяземский при всем его уме еще только созревал. Он был слишком волнуем страстями, чтобы углубляться в духовный смысл событий. Жизнь виделась ему как большая азартная игра, и он пытался силой ума, возможностями логики исчислить и понять ее законы. О вере отцов Вяземский отзывался с пренебрежением и скепсисом.

Батюшков пытался ласковым вразумлением (как это делают старшие братья в больших семьях) умерить юношеское богоборчество Вяземского: «Ты бранишь Библию… и зачем? Неужели ты меня хочешь привести в свою веру…» [355] В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М., 1999. С. 152.

Петр Андреевич по молодости своей рассчитывал (и справедливо, как потом оказалось) на долгую жизнь и потому не опасался совершать ошибки. Батюшков предчувствовал, что у него такого времени нет, и он очень спешил во всех своих добрых устремлениях. Константин Николаевич уже не видел в призвании поэта ничего такого, что превозносило бы его над другими людьми. На игру со словом, на все арзамасские забавы он смотрел уже как на недостойное ребячество. Да, Батюшков отзывался на шутки друзей, пытался по-прежнему быть остроумным, но ничего смешного в жизни он давно уже не видел.

Литературная слава, которой он жаждал с детства, к которой так стремился, — она совершенно померкла для него. Литературная борьба, которой он так увлекался до войны, — она уже казалась ему недостойным соперничеством самолюбий.

Война будто выбила какие-то двери во внутреннем мире поэта. Из открывшегося пространства нахлынули вопросы громадной сложности. 27 августа 1814 года он писал Вяземскому: «Все, что я видел, что испытал в течение шестнадцати месяцев, оставило в моей душе совершенную пустоту. Я не узнаю себя…» [356] Батюшков К. Н. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 300.

Вот и друзья не узнали послевоенного Батюшкова, которого помнили шутником и эпикурейцем. Поначалу они приписывали его меланхолию одиночеству, советовали жениться, потом все стали списывать на болезнь, не понимая, отчего он так переменился.

Князь Петр в глазах света. — Площадные шутки. — Последствия. — Предложение Батюшкова Вяземскому стать сказочником

До войны Батюшков подробно разбирал стихи Вяземского, указывал на неудачные строки, предлагал варианты совершенствования. Вяземский с благодарностью принимал эти тщательные разборы и не считал зазорным прислушаться к советам.

Но когда внешнее совершенство стиха потеряло для Батюшкова прежнюю ценность и он с отеческой заботой взялся за нравственное совершенствование друга, Петр Андреевич счел это посягательством на свою свободу. Он вообще не понимал, зачем художнику в чем-то ограничивать себя.

Каким был тогда Петр Андреевич в глазах тех, кого он умел очаровывать, можно представить по письмам 1814 года Марии Волковой Варваре Ланской.

«4 января. Вяземский не пропускает ни одного маскарада… Везде бывает, всех знает, почтителен к старушкам, любезен с молодыми, на все у него хватает времени…» [358] Грибоедовская Москва в письмах М. А. Волковой к В. И. Ланской 1812–1818. М., 2013. С. 183.

«9 февраля

Вообрази, что Вяземский стал поэтом в душе и пишет очень мило…» [359] Там же. С. 198.

«29 августа 1814 г.

Он очень честолюбивый молодой человек. Я тогда подумала, что ему хорошо было бы служить где-нибудь при посольстве за границей, он же охотник до путешествий… Как ни говори, а кн. Петру следует вступить на службу, ему 22 года, нельзя же ему всю жизнь сидеть без дела. На него будут смотреть как на недоросля» [360] Там же. С. 233–234. .

«5 сентября 1814 г.

…Я пишу тебе так подробно о Вяземских потому, что знаю, что ты разделяешь мою слабость к кн. Петру. Он прекрасно одарен природой, и не будь он с детства окружен людьми довольно сомнительными, из него вышел бы отличный человек. О многом внушили ему ложные понятия; но его природные качества пересилили пагубное влияние. В обществе он очень мил и приятен…» [361] Там же. С. 535.