Виктор Шапинов - Империализм от Ленина до Путина

Студенты бунтовали по всему миру. Париж, Марсель и Лион, Западный Берлин и Гамбург, Рим и Милан, Мадрид и Барселона, Лондон, Буэнос-Айрес и Лима… По данным ФБР, в 1968/69 учебном году в США по политическим мотивам было арестовано 4 тысячи одних только студентов, в 1969/70 году – 7,5 тысячи, а только в конце апреля – мае 1971-го в Вашингтоне – 13 тысяч.

Но студенты были далеко не единственными участниками революционного движения. Его массовой основой был пролетариат. В бреднем, в 60-е годы среднегодовое число забастовщиков в Западной Европе составляло 7–10 миллионов человек [40]. 1968 год сразу дает резкий скачок активности рабочего класса. Только в мае 1968 года и только во Франции бастовало: 18 мая – 2 миллиона, 20 мая – 6 миллионов, 24 мая – более 10 миллионов рабочих [41]. Затем волна забастовочной активности перекинулась на Италию, 14 ноября 1968 года там бастовали 12,5 миллиона человек, а к 5 февраля 1969 года эта цифра увеличилась до 20 миллионов.

В мае 1968 года рабочие перешли от экономических к политическим требованиям. Когда Жорж Сеги, лидер профсоюза ВКТ, член компартии, пошел на сделку с правительством, согласившись прекратить забастовку в обмен на подъем заработной платы, расширение прав профсоюзов и обещание принять меры для ликвидации безработицы, он был освистан рабочими завода «Рено» в Бийонкуре. Рабочие, заполнившие до отказа заводской ангар, отвергли сделку и выдвинули требование «народного правительства». И это не удивительно, ведь рабочие уже две недели, с 14 мая, захватывали предприятия – зачем прибавка к жалованью, если у тебя в руках весь завод?

В США на борьбу поднимаются низы рабочего класса – чернокожее население. Даже в 1974 году средний доход афроамериканской семьи составлял лишь 56 % дохода белой семьи, в начале 60-х он был еще меньше – лишь 46 %. Более половины из 866 тысяч афроамериканских семей в сельской местности жили ниже официального уровня бедности.

Доля безработных афроамериканцев была в два раза выше доли безработных «белых», среди «черной» молодежи процент безработных достигал 30 %.

В 1967 году восстания чернокожей бедноты вспыхивают в Детройте, самом индустриализованном городе США. Автомобильная индустрия Детройта привлекала афроамериканцев из южных штатов, только за семь лет с 1967 года чернокожая община увеличилась на 15 %. Эти новые иммигранты дали 8 % от общего количества рабочих-автомобилестроителей города. Автомобильный кризис 1966 года рождает массовую безработицу, которая и приводит к восстаниям – классовым, а вовсе не расовым.

За короткий период движение охватывает многочисленные негритянские гетто США. Их население – это «низы» американского пролетариата, не участвующие в сверхприбылях империалистического капитала, как слой «белой» рабочей аристократии. Негритянская беднота понадобилась американской промышленности в годы Второй мировой, когда США стали «мировой фабрикой». Рядом с гетто вырастали новые заводы и вспомогательные производства, негритянское население двигалось с Юга на промышленный Север.

На полицейское насилие, которым правительство США встретило движение за равноправие и гражданские права, негритянский пролетариат ответил созданием вооруженных групп самообороны, объединившихся в партию «Черные пантеры». Идеологией этой партии стал не «черный национализм», она двигалась в направлении революционного марксизма в его маоистском варианте и несомненно пришла бы к нему, если бы не разгром и физическое уничтожение лидеров.

Восстания чернокожей бедноты были поддержаны студентами, захватывавшими университеты и выдерживавшими жестокие бои с полицией. Весной 1968 года начинается «марш бедняков», который идет из южных штатов на Вашингтон. Его вдохновитель, популярнейший негритянский лидер Мартин Лютер Кинг, был убит ФБР за месяц до этого в Мемфисе.

Таким образом, в США, цитадели мирового капитализма, в 1968 году тоже вызревает революционная ситуация.

Экономический бум и рост благосостояния рабочих, основной социальной базы коммунизма в империалистических странах, дал новую почву для оппортунистических и ревизионистских теорий. Еще до кризиса 1968 года почти все коммунистические партии стран «центра» принимают доктрину Хрущева о переходе к социализму в рамках буржуазной законности с использованием капиталистического государства вместо создания самостоятельных структур власти трудящихся. Их стратегия включает в себя перед совершением социалистической революции некий этап создания «антимонополистической демократии».

Рабочая аристократия, которая серьезно улучшила свое положение в ходе послевоенных реформ, в значительной степени удовлетворена им. Коммунистические партии, руководство которых уже опирается на этот слой, перестраивает свою работу. Теперь они ориентируются на частичные реформы капитализма, работу в местном самоуправлении, в профсоюзах и т. д.

Конечно, этот поворот в политике компартий не был бы таким тотальным, если бы не определяющая линия руководства КПСС, которое взяло курс на «мирное сосуществование» с империализмом. Брежневская верхушка фактически полностью исключала революционную перспективу в империалистических странах и фактически отказывала революционным силам не только в военной, но и в политической поддержке. Революция в странах «третьего мира» советскими руководителями допускалась и иногда даже поддерживалась, но и тут соблюдался своего рода «раздел сфер влияния» между СССР и США. В частности, революционеры Латинской Америки могли рассчитывать на содействие только Кубы и Китая. Даже Чили Советский Союз оказал весьма скромную помощь.

« Мы хотим дружить и сотрудничать с Соединенными Штатами на поприще борьбы за мир и безопасность народов », – сказал Хрущев на ХХ съезде [42]. Ради этой «дружбы» пришлось пожертвовать «малостью» – революционными принципами.

Новые слои, пришедшие в движение в конце 60-х, – молодое поколение рабочего класса, «новый пролетариат», студенчество, а в странах «третьего мира» – еще и крестьянство, – не были удовлетворены реформистской программой старых коммунистов. То тут, то там от коммунистических партий откалывались группы, недовольные оппортунистической политикой. Создавались новые марксистские организации, альтернативные действующим компартиям.

Революционизация студенчества нарастала в течение 60-х годов, достигнув кульминации к концу 60-х – началу 70-х. Лидеры коммунистических партий сплошь просмотрели это. К тому же они уже скорее боялись, чем желали революционного энтузиазма молодежи. Соответственно, молодежь выбирала для себя более революционные варианты марксистской идеологии, в особенности маоизм. Иммануил Валлерстайн в своей статье о 1968-м пишет о « разнообразных «маоизмах», развившихся в начале 1970-х гг. во всех частях света » [43]. Возник как будто из небытия основательно забытый анархизм, у которого не было почвы, пока политика компартий оставалась революционной. Еще раз подтвердилась мысль Ленина о том, что рабочие партии караются ростом анархизма за оппортунистические грехи.