Сергей Алексеев - Великое расселение славян. 672—679 гг.

Меняется византийская знать. Значительная часть старой аристократии погибла в ходе «революции Фоки». При Ираклии в Константинополе обосновываются провинциалы, преимущественно греческого, армянского и малоазийского, а не римского или германского происхождения. Значительная часть уцелевших еще латифундий оказалась потеряна или разорена в ходе внешних и гражданских войн. Новая знать обладала меньшей земельной собственностью, более зависела от милостей императора. И в то же время, ввиду ослабления центральной власти и разбросанности имперских территорий, она обладала большей личной самостоятельностью на деле. Знать все более сближается с перестроенным военно-бюрократическим аппаратом, по сути составляя с ним единый общественный слой, регулярно пополняясь за его счет.

Отражением социальных изменений стало проведенное в VII–VIII вв. деление Империи на новые административно-территориальные единицы — фемы. Автономные от центра, фемы обладали собственными войсками и управлялись военными чиновниками-стратигами, обладавшими всей полнотой власти. Набирались они, как правило, из уже заслуженных и богатых родов местного происхождения. Одновременно с подобным закреплением прав местной знати в центре укрепляется династический принцип преемства власти. Наследование императорского престола рассматривается как нечто естественное, а занятие его человеком не из правящего рода — как узурпация. Смена династий происходит только в результате государственных переворотов. Однако наследие Республики с идеей «власть достойнейшему» делает такие перевороты довольно частыми.

Социально-экономическое лицо Империи тоже меняется. Гибель латифундий, о которой уже говорилось, сделала основой экономики крестьянскую общину — местную или «варварскую». Свободный крестьянин-воин, стратиот, — не только основной производитель, но и главная массовая опора фемной армии. Общины, конечно, зависели от государственной власти и в известном смысле от местной военной аристократии. Но до феодализма, подобного сложившемуся к началу IX в. на Западе, Византии весьма далеко.

По мере упадка городов, а соответственно ремесла и торговли, значение сельского хозяйства для экономики Империи резко возрастает. Оно становится, помимо прочего, основным источником государственного дохода. Многие города превращаются в сельскохозяйственные по сути поселения. Борьба за расширение облагаемых сельскохозяйственных территорий — не последняя причина освободительных походов против славян и болгар на протяжении VII–VIII вв.

Такова ситуация в Византии. Империя перестала быть доминирующим фактором европейской политики, однако осталась — в отсутствие подлинных конкурентов — фактором ведущим для Востока Европы. На Западе же VII–VIII вв. — время подъема одних и упадка других «варварских» королевств. В эту эпоху они только в начале пути, который приведет их к восстановлению городской жизни и к сложению феодального общества. Тем не менее многие признаки средневековой Европы мы уже начинаем встречать в источниках этого времени — зачатки вассальной системы, развитое церковное землевладение, полуавтономные городские общины. После крещения в первых десятилетиях VII в. большинства англосаксонских королевств вся цивилизующаяся часть Западной Европы оказалась христианской. После того как в том же VII в. от арианства вслед за вестготами отступились и лангобарды, она стала и кафолической. Различия между Западной и Восточной церквями уже наметились в конце

VI в., но еще отнюдь не превратились в основания раскола. Ортодоксов и будущих «католиков» сплачивали и совместная борьба с монофелитством и иконоборчеством, и стремление нести свет христианства язычникам.

Сильнейшими королевствами Запада в первой половине VII в. являлись Франкское в Галлии, Лангобардское в Италии и Вестготское в Испании. Меньшие владения уже, как правило, поглощены ими. Исключение (помимо защищенных Ла-Маншем англосаксов) представляли несколько пограничных герцогств или королевств на восточной периферии Франкской державы. Частые распри за франкский престол, трудности утверждения христианства позволяли правителям баваров, тюрингов и алеманнов (швабов) сохранять значительную степень автономии или даже независимости.

Впрочем, единство всех трех королевств-лидеров не стоит преувеличивать. Каждое разветвление местных династий приводило к дроблению государства на уделы королей-соправителей. На местах пользовались широкой самостоятельностью отдельные принцы и герцоги некоролевского рода. В Испании и Италии ситуация выливалась в частые усобицы и смены династий. Для готского королевства это оказалось роковым — в 711–713 гг. большую часть Пиренейского полуострова захватили арабы. Отступив на север, остатки вестготской знати лишь тогда сплотились под властью одной династии — Кантабрийского дома, правителей королевства Астурия. Лангобардская Италия, в отсутствие столь же грозного врага, устояла до конца VIII в., что, однако, не прибавило ей стабильности.

У франков измельчание династии Меровингов постепенно привело к переходу власти в руки управителей королевского двора — майордомов. Распри между династиями майордомов уже в VIII в. вылились в единственную за всю франкскую историю смену королевского рода. Так появилась династия Каролингов, правители которой не только стабилизировали и объединили свое королевство, но и оказались в силах стать гегемонами всего Запада. Свою роль сыграли в этом и прочный союз с римскими папами, отвернувшимися от иконоборческого Константинополя, и создание цельной вассально-ленной системы. Этот костяк европейского феодализма на первых порах обеспечил верность основной части аристократии королю.

За пределами сильнейших «варварских» королевств Запада оставались пока северо-восточные германские земли. По-прежнему раздробленные саксы упорно тем не менее отстаивали свою самостоятельность от франкских королей. К северу, в Скандинавии, ускоренно строились пока еще эфемерные племенные «королевства». Их возглавляли довольно живучие, но переходившие с одного местного престола на другой династии. Некоторые вожди (подобно Ивару в конце VII в.) могли объединять под своей «властью» почти всю Скандинавию. И в политике конунгов, и в экономике скандинавских земель все большую роль играют дальние морские походы за военной и реже торговой добычей. Уже в начале VII в. скандинавы совершают далекие набеги на восточнобалтийские земли — предвестие грядущей эпохи викингов.

В Восточной Прибалтике существовали собственные племенные объединения. Из них наиболее значительным являлось племенное «королевство» пруссов, управлявшееся дуумвиратом из военного и сакрального (Криве) вождя. Возникновение его связывается с легендарными братьями Видевутом и Брутеном и может относиться к V–VII вв. Дальше на север, у предков литовцев и латышей, объединительные процессы только начинались. Внутренний строй финно-угорских племен (в том числе тогда не звавшихся еще на Западе эстами предков эстонцев) оставался еще более архаичным. Хотя и здесь уже складывались племенные союзы.