Павел Троицкий - История русских обителей Афона в XIX–XX веках

Важно заметить, что афонская монашеская жизнь того времени знала иные примеры. Они характерны для греческих штатных (идиоритмических) монастырей. В них каждый вкладчик получал соответственную его вкладу честь. Это создавало неравенство в монашеской среде. Богатые вкладчики имели по нескольку комнат и даже своего рода прислугу из числа бедных монахов. Иннокентий Михайлович мог бы поступить в греческий идиоритм или купить отдельную келлью, но он искал настоящего монашества и истинного подвига. По смерти братия воздала своему благотворителю достойную честь, похоронив его рядом с основателем скита иеросхимонахом Виссарионом. В сообщении о кончине бывшего миллионера в журнале Пантелеймонова монастыря «Душеполезный собеседник» прекрасно сказано словами Священного Писания: «О нем кратко и ясно можно так сказать: „скончався вмале, исполни лета долга» (Прем. 4, 13) [85]. На стене нынешнего архондарика скита сегодня можно увидеть великолепный венок, присланный сестрой о. Иннокентия на могилу брата. В усыпальнице скита сохранилась его глава в отдельном роскошном ковчеге [86].

Следует упомянуть и о сподвижниках о. Виссариона: первом духовнике Нафанаиле, бывшем помещике из Симбирской губернии, положившем начало монашеской жизни в Задонске; монахе Иларии, белгородском купце, взявшем на себя нелегкий и редкий на Афоне подвиг юродства, схимонахе Серапионе из Финляндии, бывшем военном благородного происхождения. С последним связано удивительное и назидательное событие. Когда он скончался, то гроб с его телом был по обычаю поставлен в церкви и над ним читалась Псалтырь. И вдруг читавший в тот момент монах Паисий увидел, что покойник начал двигаться. Он сообщил об этом о. Виссариону. О. Серапиона отнесли обратно в келью, где он двое суток сидел на кровати, рыдая и ни с кем не говоря. Затем он долгое время беседовал с о. Виссарионом и духовником, когда же прошло около 2,5 суток, он простился и мирно отошел ко Господу. О чем говорил воскресший, к сожалению, нам неизвестно, но история сохранила, что беседа эта привела в умиление старца Виссариона. Без сомнения, эта беседа могла бы украсить любой древний патерик [87].

А вот свидетельство летописи о самом первом игумене Виссарионе:

«Старец наш был очень гостеприимен и радушен, ни богатому, ни убогому не бывало отказа в приеме, как скуден он сам в это время ни был; поэтому в Серай охотно стекались беднейшие пустынники и келлиоты. Наступило 17 января, память святого Антония Великого, множество пустынников сошлось на праздник; вина же, за недостатком денег, заготовлено было мало. Во время праздника заведовавший разливом вина схимонах Пимен докладывает о. Виссариону, что вино на исходе. О. Виссарион успокоил о. Пимена, а сам отправился в церковь к иконе святого Антония, находящейся в иконостасе, и, помолившись перед ней, пошел и измерил вино в сосуде, сделав на палочке зарубочку. Через несколько минут опять пришел и опустил палочку в сосуд – смотрит, вино, несмотря на розлив, стоит на том же уровне! Опять пришел: и опять то же! Свершившееся чудо он приписал благодати святой иконы, которую с того времени чтил как чудотворную» [88].

Нынешний дикей скита иеромонах Ефрем с братией монастыря

Однажды, когда келлья еще не была огорожена со всех сторон, на ее территорию проникли два вора. Целью их было поживиться орехами, которые монахи просушивали на открытой площадке. При келлии рос небольшой орешник, и собранные орехи приносили около ста рублей в казну. Пробравшись ночью, воры нагрузили свои мешки, взвалили их на плечи и уже хотели удалиться. Но вдруг почувствовали, что их объяла тьма и они ослепли. Беспомощно бродили они по двору перед келльей до утра, обремененные тяжелыми мешками, которые им не хватило ума бросить на землю. Утром их увидели братья и доложили своему духовному отцу. Отец приказал отвести в трапезную и накормить этих невольных «тружеников». После того, как тати отведали монастырской пищи, он сам пришел к ним и грозно спросил, как дерзнули они на такой грех. Воры те хоть и были преступники, подобные нынешним их коллегам, но сохранили в сердце своем веру, которая и подсказывала им в иные моменты жизни, как действовать. Поэтому они упали в ноги славному игумену, прося прощения и молитвы об исцелении. Старец простил преступников, и они исцелились. История эта стала монастырским преданием: очевидцы рассказывали ее старожилам монастыря, а те более молодым насельникам, пока не пресеклось русское монашество в Андреевском скиту. Таков был первый игумен скита. «О. Виссарион совершал тайные подвиги в своей келье, был прозорлив и не раз удостаивался благодатных явлений» [89].

И все же, в большой мере сама жизнь первого игумена была чудом. Весь период правления о. Виссариона состоял из непрерывных попыток удаления его с должности игумена «доброжелателями» из Москвы и представителями братии на Афоне. Из числа братии активнее всех действовали «певцы», крепкие голосом, но слабые послушанием. В чем только не обвиняли его: в сребролюбии, разгульной жизни, невнимании к паломникам и даже в любоначалии. Как мы увидим, более нелепого обвинения невозможно было придумать.

«К сожалению, выходцы и посетители Афона поносят на нашу обитель и на вас клевещут благодетялем нашим. И даже членам Святейшего Синода разносят нелепые слухи. Еще сообщили клеветы и троим благотворителям нашей обители, кои имели намерение обеспечить обитель по духовной, а теперь отказались. Конечно, буди воля Божия, Бог да простит и помилует их всех, только прискорбно слушать и жалко их, нас очень беспокоят эти смуты», – пишет будущий игумен Феодорит своему духовному отцу игумену Виссариону. Далее он продолжает: «Касательно отсрочки не знаю, страшные сплетни и клеветы на вас и всех братий скита разгласили в Святейшем Синоде выходцы с Афона, разносят большие нелепости, поносят и лгут. Все козни диавольские восстали на нас, даже и угрозы коварных. Все это ослабило сбор и силы…» Игумен всю свою жизнь провел в атмосфере непрерывных клевет и жалоб на него. Подобные обвинения вызывали мощный резонанс в Петербурге, и незадолго до его кончины помощь молодому скиту была напрямую связана с заменой о. Виссариона. Но замене этой не суждено было произойти: о. Виссарион неожиданно простудился и умер игуменом созданной им обители. Единственной известной для нас слабостью о. Виссариона была любовь к церковному пению. Но не всякий монах обладает хорошим голосом и слухом. Увы, справедливо и обратное: не всякий, обладающий голосом и слухом, может быть монахом. Это прекрасно понимал старец, но все же из-за стремления иметь достойный хор иногда принимал в обитель монахов, которые впоследствии порождали смуты и нестроения. О. Виссарион же считал своим долгом перевоспитывать их. «Что я буду с ними делать?! Выслать их – в церкви будет скудно, держать добра не будет и слухи всюду скаредные. Хотя хорошо поют, однако пение наше нигде не слыхать, а дрязги всюду расплылись; в скиту Ильинском совсем нет певчих, да хвалят: чин хорош, а у нас певчие хороши, да худо», – писал старец о. Феодориту.