Михаил Воробьёв - Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир

Источник охватывает историю страны от «сотворения мира» и до 628 г. Однако начиная с VI в. изложение подменяется простой генеалогией. Это вполне соответствовало задаче составителя: обосновать идею этнического единства японцев (народа Ямато) и принцип божественного происхождения императорского клана и фамилии Ямато. Этим целям подчинены вся структура источника, отбор материала и его оформление. Происхождение мира рисуется как акт однозначный появлению страны, народа, императора, но не внешнего мира. Мифологический этногенез начинается с момента происхождения народа (вкупе со всем сущим) и прослеживается через этап поглощения «инородцев» до оформления единого народа, вожди которого иерархически соподчинены друг другу. Вызревание императорской власти прослеживается с момента «божественного происхождения» (от богини солнца Аматэрасу) через ее постепенное распространение по архипелагу по «воле богов» до ближайших к составителю поколений «императоров», дела которых известны его современникам, поэтому важна лишь фиксация их генеалогического родства с предшественниками. «Кодзики» — многогранный памятник, поэтому к нему обращаются все исследователи, какой бы стороной жизни японского народа они ни интересовались [Конрад, 1974 (I), с. 13; 1974 (II), с. 104–105]. Имеется несколько переводов этого памятника на английский язык и несколько изданий таких переводов (см. [Kojiki, 1969]).

Уже в 714 г. принц Тонэри возглавил работу комиссии по составлению настоящего исторического источника — «Нихонги», или «Нихонсёки» («Записи Японии», или «Летописи Японии»), в 30 книгах. Работа над ней завершилась к 720 г., а само сочинение охватило период с «возникновения мира» и по 697 г. Замысленные как историческое сочинение, «Нихонги» составлены по плану китайских погодных летописей «Ши цзи» («Исторических записок») и «Хань шу», или «[Цянь] Хань шу» («Описание династии Ранней Хань»), на материале каких-то неизвестных нам местных документов (вроде генеалогических списков кланов, о которых говорится в тексте самого сочинения под 694 г.) и корейских хроник, например «Пэкче понги» («Основных записок о Пэкче»), ныне утраченных. Язык «Нихонги», как и язык «Кодзики», — китайский. Несмотря на очевидное знание составителями китаеязычных светских и религиозных сочинений, дух «Нихонги» далек от китайских исторических концепций и еще более — от буддийских. «Нихонги» свободны от идеи определяющего значения «естественного закона» в жизни людей, народов, государств, от догмы о том, что история— урок для правителей, от переоценки дел прошлой династии с позиции правящей, столь характерной для китайских официальных источников. Идея «урока правителям» преподнесена в ослабленном, часто «заземленном» виде. Прошлых династий в стране просто не существовало. В «Нихонги» отсутствует мрачная концепция буддизма о наступлении «третьего века», который для буддизма представлялся быстрой деградацией человеческого общества. Все связанное с буддизмом вообще занимает мало места в «Нихонги», точнее, в 12 последних книгах, приходящихся на время после проникновения буддизма в Ямато (так первоначально именовалась Япония). Упоминается лишь та сторона буддизма, которая связана с государственной жизнью. Идеи синто ощущаются в основном в первых книгах летописи. По сравнению с «Кодзики» «Нихонги» — светское сочинение. «Нихонги» послу-жили образцом для последующих летописей.

Создание «Нихонги» — это предприятие сознательное и официозное, может быть, даже в большей степени, чем написание «Кодзики». «Нихонги» составлялись «новым» режимом, в обстановке острой борьбы, только что завершившейся победой царского клана, объединившего страну, но победой во многом еще только военно-политической. «Нихонги» должны были закрепить эту победу идеологически, ввести ее в традицию, переосмыслить японское прошлое в интересах императора и его окружения в VIII в. Поэтому при составлении «Нихонги» многое из того, что в то время казалось ненужным, несущественным, изымалось, неудобное — исправлялось или отбрасывалось. Возможно, что при этом вводилось далекое от исторически достоверного.

Печальным примером тенденциозности составителей «Нихонги» служат многочисленные расхождения в именах, фактах и датах в «Кодзики» и «Нихонги», созданных почти одновременно. Хронологии этих источников посвящена отдельная глава данной книги. Здесь же надо указать, что лишь с 527 г. даты «Кодзики», «Нихонги» и корейской летописи «Самкук саги» («Исторические записки трех государств») начинают совпадать. Даже применительно к V в. исторические факты обладают лишь относительной достоверностью, поскольку в упомянутых трех источниках даты совпадают лишь частично. При всем этом «Нихонги» остаются первостепенным источником для периода, которому посвящен наш труд. Этот источник переведен на английский язык, а перевод неоднократно переиздавался (см. [Nihongi, 1956]).

В 713 г. всем губернаторам было приказано составить на китайском языке естественно-географические описания («Фудоки») вверенных им провинций. В описания входили сведения об уездах, населенных пунктах, храмах, рельефе, полях и их плодородии, флоре и фауне, обычаях. Эти сведения обильно снабжены мифами, преданиями и легендами. «Фудоки» представляют большой историко-культурный интерес. Их составление, растянулось до 945 г. К сожалению, до наших дней полностью дошли лишь описание одной провинции Идзумо (Идзумо фудоки, 733 г.), крупные фрагменты четырех «фудоки», посвященных провинциям Хитати, Харима, Бунго, Хидзэн, и более мелкие фрагменты и цитаты из 48 описаний, включая и упомянутые пять. Общая цифра почти равна числу провинций той эпохи, и, следовательно, в VIII–X вв. в Японии удалось осуществить полное естественно-географическое и этнографическое описание страны по провинциям. Сохранившиеся пять «фудоки» переведены на русский язык [Древние фудоки, 1969; Идзумо фудоки, 1966].

«Кого сюи», или «Дополнения к сказаниям о старине», составлены Имбэ Хиронари около 808 г. из мифов и сказаний, не попавших в ортодоксальные «Кодзики» и «Нихонги». Политический характер сочинения подтверждается принадлежностью автора к старейшему жреческому клану Имбэ (Имубэ), некогда игравшему главную роль в отправлении синтоистского культа. После 645 г. клан Имбэ оказался потесненным не только царским кланом, но и кланом Накатоми, под эгидой и в интересах которых и составлялись упомянутые два источника. Составитель «Кого сюи» стремится доказать первенствующее значение клана Имбэ и вторичное — кланов царского и Накатоми [Конрад, 1974 (II), с. 86]. Существует перевод источника на английский язык, переиздававшийся не менее двух раз, и немецкий [Florenz, 1919] [1] 1 The Kogo shui, or Gleamings from Ancient Japanese Stories. Transl. by Kato Genchi and Hoshino Hikoshiro. Tokyo, 1925. L. 1976.

Читать дальше