Михаил Воробьёв - Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир

Характер должностей во владениях вадзин — сложный вопрос. Кем учреждались должности — главой каждого владения или правителем Ематай, — эта проблема связана с вопросом о существовании правителей в каждом из владений. Раздел о вожэнь употребляет термин «правитель» применительно к трем владениям: Ито, Ематай, Куна. В пяти владениях правителей как будто не было, хотя должностные лица существовали. Возможно, их назначало Ематай.

В тех владениях, где правители существовали, должностные лица, очевидно, обладали правом контроля над местным правителем, если были общесоюзными лицами, назначались главой Ематай. Так, по источнику, владение Куна было независимым, не признавало власть правительницы, а его владетель враждовал с царицей Ематай. Должностные лица в Куна, естественно, руководствовались лишь волей своего правителя. Однако манера изложения общей ситуации в разделе о вожэнь и в этом случае та же, что и при перечислении должностных лиц для всех других владений, начиная с Цусима. Название должностных лиц — «хику» — повторяется и в этих случаях — похоже, составитель «Вэй чжи» не видел разницы между должностными лицами этих стран. Что касается наместников правительницы, то их наименование не должно бы очень разниться во всех владениях, но в действительности разница существенна. Только на Цусима и в Ики названия главного должностного лица одинаковы — «хико», да в двух других владениях (На и Фуми) одинаковы следующие по важности должностные лица — «хинамори», или «хинубори». В других случаях должностные лица носят местные названия, что доказывает их самостоятельность.

По всей видимости, должностные лица, ведавшие административными внутренними делами владения, пользовались самостоятельностью. В этих владениях власть наследственных правителей постепенно слабела, а реальная власть должностных лиц росла. Недостаточность сведений о правителях большинства стран, возможно, связана с потерей ими авторитета. Это обстоятельство, вероятно, облегчало для правительницы проникновение в эти владения. Ситуация, которая описана в «Вэй чжи», не дает основания думать, что правительница сумела поставить под свой контроль внутренние дела владений. Допуская сохранение в этих владениях правителей, должностных лиц, самоуправления, она контролировала только внешние сношения и поэтому в глазах иноземцев выглядела правительницей варварского царства или федерации.

Письменного права в эпоху Ематай не существовало. Оно заменялось обычным правом, регламентировавшим лишь основные положения. Право той эпохи было тесно связано с верованиями. По «Взй чжи», «не воруют, мало споров. Что касается нарушителей закона, то у легких преступников берут в казну жен и детей, у тяжелых преступников уничтожают всю семью и близкий род» [Кюнер, 1961, с. 247]. «Вэй чжи» не разъясняет, что считалось законом. По «Нихонги», писаных законов не существовало, их заменяла воля правителя. Когда при Одзине один человек оклеветал другого, правитель отдал клеветника в рабство. В целом этого рода обычаи у вадзин и народа Ямато не сильно отличались.

В разделе о вожэнь в «Вэй чжи» упомянуто до полусотни представителей живой и мертвой природы, а также продуктов сельского хозяйства и ремесла. Все в целом позволяет составить определенную картину хозяйственной жизни вадзик, дополнив ее данными археологии [Hashimoto, 1956, с. 487–489].

В географическом разделе «Хань шу» многое из сказанного ниже отнесено к странам Даньэрр и Чжуяй. Но в целом достоверность этих фактов и их приложимость к Кюсю не вызывают сомнения и подтверждаются как археологическими находками, так и сведениями из «Кодзики» и «Нихонги».

Из растительности составитель летописи упомянул камфарное и дикое (?) сливовое деревья, ликвидамбру тайваньскую, криптомерию, платан, имбирное дерево (культурное и дикое), не менее двух видов дуба, в том числе вечнозеленый и корявый, тутовое дерево, или шелковицу, скрывающиеся под именем ухао — названием чудесного лука из этих пород, бамбук обыкновенный и особый, гибкий, тонкий. За исключением гибкого тонкого бамбука, все прочие деревья растут от Кинай до Кюсю. В этом перечне преобладают теплолюбивые породы, в том числе бамбук.

Что касается диких животных, то иероглиф, используемый для обозначения обезьяны, позволяет предполагать, что речь идет о горном виде, и тогда соотнести ее в основном с Кюсю. Про обитание в Японии черного фазана ничего не известно. Интересно, что по случаю преподнесения из Кореи императору Котоку белого фазана был сменен девиз годов правления на «годы белого фазана» (хакути). В Китае считали, что фазаны водятся на горных островах к югу от Поднебесной.

Перечисляемые плоды (апельсины, имбирь, перец) тоже отличаются южным тяготением. Описание культурных растений и животных, а значит, и основ хозяйства отличается некоторыми особенностями. Хотя «Цзинь шу» пишет: «…нет хороших полей; едят морские продукты», замечание о полях, видимо, продиктовано представлениями равнинного обитателя, так как тот же источник далее продолжает: «По обычаю сеют просо, рис, коноплю» [Кюнер, 1961, с. 256]. Дважды повторенное в «Вэй чжи» утверждение: «Закупают зерно на рынках на юге и на севере [Кюнер, 1961, с. 244], очевидно, ограничивает сказанное (неудобство полей и недостаток зерна) пределами отдельных гористых владений, так как в противном случае непонятно, где можно было закупать хлеб. Конечно, под севером можно подразумевать Корейский полуостров, но тогда что подразумевать под югом?

В разделе о вожэнь после фразы о наклонности народа к выпивке, т. е. к рисовой водке (что косвенно подтверждает развитие рисосеяния), вставлено примечание из «Вэй. ле». Согласно этому примечанию, японцы в то время еще не знали календарного года и четырех сезонов, а вели счет времени по весенней пахоте и осенней жатве. Если выпивками, как водилось в Китае, отмечали пахоту и жатву, тогда, похоже, этот обычай скорее был свойствен Кюсю, а не Кинай и лишний раз свидетельствует о значении земледелия.

Археологические находки широко и прочно подтверждают данные письменных источников о роли земледелия на Кюсю, уже давно значительной и все более возрастающей. Рисосеяние сложилось на острове в период раннего яёи, а появилось еще раньше. Кюсю оказалось первым восприемником новой земледельческой культуры на архипелаге. Это единодушно признают все три главные гипотезы появления риса в Японии: две из них отводят Кюсю роль первого восприемника континентальной культуры риса (северокитайской или южнокитайско-индокитайской), а третья считает местом, где зародилась японская разновидность риса.

Огородничество процветало и благодаря жаркому и влажному климату поставляло овощи круглый год.