Леонид Васильев - Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)

Однако дело в том, что редкие скептические или критические ремарки тонули в океане апологетически построенных китайских текстов, перевод которых был все-таки основным занятием первого поколения неопытных еще европейских синологов. Отсюда и результат: восхищение китайскими порядками, почерпнутое именно из текстов, абсолютно преобладало. Время для критики, тем более серьезной, основанной на хорошем знании китайских реалий, знании профессиональном, в те века еще не наступило. Оно пришло позже и пришлось в основном на XIX в., век развития научной европейской синологии, поставившей изучение китайской древности на строгую фактическую и критическую основу.

Здесь следует оговориться. XIX век в данном случае — и цифра, и период в истории Европы весьма условные. Речь идет отнюдь не о строгих хронологических рамках. Много существенней иметь в виду, что на XIX в., а точнее — на время после французской революции, венчавшей собой эпоху Просвещения и открывшей дорогу для бурного буржуазного развития в Европе, пришлось становление подлинной современного типа науки во многих ее сферах, включая и науки гуманитарного цикла. Дело не в том, что до того науки в современном ее понимании не было. Отнюдь. Но нельзя не заметить, что подлинный расцвет научного анализа во всех сферах современной науки пришелся все-таки именно на то время, которое здесь условно названо XIX в.

Первые синологи-профессионалы появились в европейских университетах уже в начале XIX в. Во Франции это был Ж. Абель-Ремюза [160; 161], в Германии — Ю. Клапрот [248) Школа французских синологов вскоре стала лидирующей. Она уже в первой половине XIX в. была представлена блестящими именами С.Жюльена [236] и Э. Био, каждый из которых уделил немалое внимание древнему Китаю. Э. Био, как упоминалось в предыдущей главе, был автором фундаментального перевода на французский язык «Чжоули» [171] — и до сих пор этот перевод, при всех его недостатках, остается единственным на европейских языках. Недостаток же работы Э. Био прежде всего в том, что перевод выполнен во многом в стиле аналогичных трудов предыдущей эпохи, времен миссионеров — мало внимания было уделено критическому комментарию текста, который того, безусловно, заслуживал. Вместе с тем перевод выполнен профессионально, рука державшего перо синолога здесь выгодно отличается своей твердостью. Можно сказать, что перевод Э. Био был сигналом перехода столь важного дела, как переводы и интерпретации древнекитайских текстов, из рук непрофессионалов (миссионеров) в руки специалистов-синологов. И пусть сигнал этот был еще не очень ярким — он все же уже совершенно точно знаменовал принципиальной важности изменение: отныне переводы и тем более обстоятельное изучение китайской классики и вообще задача ознакомления мира с Китаем, как древним, так и современным, становятся делом профессиональной науки, синологии, в лице ее представителей в разных странах, прежде всего передовых европейских.

Большое внимание уделялось научному инструментарию. Еще в XVIII в. миссионеры создали ряд трудов, посвященных грамматике китайского языка (Ж.Премар и др.), и первые, несовершенные пока рабочие словари. Более добротными были словари, ставшие плодом работы синологов-профессионалов XIX в. Словарь Г.Моррисона (1782—1834), например, состоял из трех томов [271]. После его появления в разных странах до начала XX в. было издано еще несколько высококачественных словарей и пособий по грамматике (Г.Джайльса, С.Куврера, Г.Габеленца и др.). Появление лингвистического инструментария способствовало расширению и улучшению работы с древними текстами, так что не приходится удивляться тому, что во второй половине XIX в. эта работа достигла вершин, подчас непревзойденных и сегодня. Имеется в виду прежде всего титанический труд и подлинный научный подвиг Дж.Легга.

Важно, впрочем, заметить, что взрыв научной активности в мировой синологии второй половины XIX в. был связан отнюдь не только и даже не столько с тем, что предыдущие эпохи поступательного развития принесли свои законные плоды. Сыграли свою роль и события середины века, связанные с открытием Китая для Европы и вообще для мира после «опиумных войн» и проникновения держав на китайский рынок. Потребности активного освоения этого гигантского полуколониального рынка оказались мощным стимулом, форсировавшим развитие синологии: практическая потребность в синологических исследованиях обеспечивала им соответственное финансирование. Синологи получили прежде столь затруднительную для них (если не вести речь о первых поколениях миссионеров, да и то с необходимыми оговорками) возможность не просто побывать в Китае, но и жить в нем столько, сколько необходимо для успеха дела. К этому можно добавить, что значительный отряд синологов пополнил собой ряды специалистов-чиновников, проведших десятилетия на службе в Китае, подчас и у правительства, хорошо изучивших язык и образ жизни страны и народа. Вот одним из таких синологов и был знаменитый Дж.Легг (1815—1897).

Он перевел и издал практически весь классический китайский конфуцианский канон — от «Луньюя» до «Лицзи» [255; 255а; 256]. В каждом томе, посвященном тому или иному сочинению, приводятся параллельные тексты на китайском (оригинал) и английском (перевод), а также даются комментарии (на каждой странице есть кусок текста оригинала, его перевод и относящийся к этому отрывку комментарий). Комментарий дается и текстовой, и смысловой, отнюдь не сводящийся к механической перепечатке чужих комментариев; это комментарий сводный и собственный, т.е. учитывающий и чужие рассуждения и указания, и собственное разумение, свое понимание текста и всего с ним связанного. Кроме того, каждый из томов снабжен великолепным научным аппаратом, начиная с обстоятельного предисловия, включающего историю текста, а если нужно, то и биографический очерк о его авторе или авторах, и кончая многочисленными и тщательно выполненными индексами, а также списком ошибок и опечаток.

Труды Дж. Легга, таким образом, — не просто переводы. Это обстоятельнейшие научные исследования, сопровождаемые столь же обстоятельными и на высоком уровне сделанными переводами, каждое разночтение в которых оговорено и обосновано. Сказанное, разумеется, не означает, что все в переводах Дж. Легга бесспорно, и за столетие с лишком после их публикации различными синологами были изданы новые переводы почти всех конфуцианских канонических книг. Но тем не менее переводы Дж. Легга остаются в строю, регулярно переиздаются как на Западе, так и в Китае (в КНР и на Тайване отдельно), что не может не служить их лучшей аттестацией. Если прибавить к этому, что научные интересы Дж. Легга не ограничивались конфуцианским каноном, что он издал также в своих переводах некоторые книги даосского канона, в частности «Чжуан-цзы», а также иные сочинения о Китае, то место его в мировой синологии будет окончательно и четко обозначено: он один из тех, кто более других сделал в этой науке, причем на высочайшем научном уровне.