Леонид Васильев - Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)

Во-вторых, сам термин чжун (в иероглиф включены три знака «сила») был создан, по-видимому, именно для обозначения такого рода труда. В чжоуских текстах немало сообщений о том, что крестьяне совместно работали на больших общих полях, которые иногда обозначались термином гун («общие»), тогда как свое поле каждая семья обрабатывала индивидуально. Эта разница в формах землепользования впоследствии нашла свое теоретическое отражение в идее Мэн-цзы о цзин-тянь (подробнее см. [15]). Можно предположить, что и работа на шанских полях могла быть организована подобным же образом и что термин чжун призван был подчеркнуть коллективность труда на больших казенных полях, начиная с поля цзе .

Наконец, в-третьих, подобного рода отработки на казенных полях не были принудительным трудом и никем так не воспринимались — вопреки мнению тех, кто настаивает на том, что чжун следует считать рабами. Материалы, связанные с описанием труда на поле цзе в раннем Чжоу, о которых со ссылкой на «Го юй» уже упоминалось, свидетельствуют о том, что все участники работ получали щедрое угощение, что все они считали себя причастными к большому общему делу. Возможно, что подобный торжественно-обрядовый характер работы на других «больших полях» был менее заметен и в Чжоу, и в Шан. Но в любом случае работа на поле, урожай с которого предназначался для оплаты труда работников различных категорий, для нужд казны, т.е. государства в целом, явно никем не воспринималась как эксплуатация. Это был элемент закономерного и необходимого для всех обмена деятельностью. Стоит заметить, что работа на казенных полях производилась казенными же орудиями труда. Известно, что среди прочих находок археологов в аньянском городище есть одна, которая не оставляет сомнений на этот счет. Имеется в виду обнаруженный склад с 3,5 тыс. каменных серпов [180, т. 2, с. 197], выдававшихся работникам, собиравшим урожай.

Итак, за счет труда крестьян-чжун на казенных полях столичной зоны при личном участии и постоянной заботе самого вана и его чиновников собирался урожай, который и составлял основу жизнеобеспечения столичной зоны. Об урожае ван заботился весьма тщательно и активно. Можно в качестве дополнительного свидетельства упомянуть о том, что среди надписей немало гаданий о дожде, столь необходимом для неполивного земледелия: «Предки-ди прикажут быть дождю? Или не прикажут выпасть дождю?»; «Ди прикажут выпасть большому дождю? Или ди не велят быть большому дождю?»; «Если ди повелят выпасть дождю — будет хороший урожай» [151, с. 89, 524].

Урожай хранился в амбарах и подлежал редистрибуции. Собственно, именно за счет его редистрибуции содержались все те, кто зерна сам не производил. Впрочем, не исключено, что по меньшей мере частично для их содержания использовалось и зерно, полученное в уделах промежуточной зоны Шан, урожаем на полях в которой ван, как уже говорилось, тоже интересовался. Неизвестен механизм редистрибуции урожая второй шанской зоны. Частично, как упоминалось выше, за счет его, видимо, существовали военные формирования центра, направлявшиеся во вторую зону и через нее в третью, в пояс племен вай-фу , для военных действий. Но поступала ли, тем более сколько-нибудь регулярно, какая-то доля урожая уделов в столицу вана, неизвестно. А так как сведений в надписях нет, то логичнее заключить, что не поступала. Возможно, произведенного в столице на «больших полях» зерна в общем и целом для нужд центра хватало.

Разумеется, центральный аппарат власти был велик, а потребности его выходили за пределы средней нормы. Больше того, зарождалось уже и престижное потребление верхов, проявлявшееся в роскоши дома вана в первую очередь. И на все это, естественно, требовалось немало средств. Трудно представить, что одного только урожая даже со многих больших полей вана могло хватить на всех. Но мы вправе предположить, что за пределами внимания составителей надписей остались иные поля, с которых тоже получали определенный урожай.

Во-первых, это земли воинских формирований. Вряд ли все военные (вспомним о полке- люй из надписи) жили лишь в казармах и не занимались ничем, кроме боевой подготовки. Скорей напротив, они жили в военных поселениях и в свободное от воинских дел время занимались земледелием, обеспечивая себя пищей. Известно, в частности, что после крушения Шан в районе восточной чжоуской столицы существовали восемь так называемых «иньских» армий (т.е. бывших шанских воинских формирований, перешедших на службу к чжоускому вану). И насколько можно судить, они располагались на отведенных им землях и в немалой степени содержали себя сами — во всяком случае в том, что касалось пищи. Естественно, что в таком случае произведенный солдатами продукт тоже следует учитывать (это, разумеется, не относится к воинским формированиям аристократов типа кланов-корпораций Ван-цзу, Доцзы-цзу, Сань-цзу и У-цзу).

Во-вторых, нечто подобное следует предположить и по отношению к ремесленникам, организованным в кланы-корпорации цзу и формально зависевшим от казны. Хотя главным их предназначением было производство продуктов ремесла на заказ, т.е. для централизованного потребления, для нужд вана, его двора, чиновников, слуг и т.п., вполне возможно, что и они в свободное время — особенно в период страды — занимались земледелием на личных участках, обеспечивая тем самым себя пищей. Не исключено, что в подобном положении были и некоторые разряды слуг (конюшие, псари, повара и т.п.). Разумеется, это лишь предположение. Но оно не беспочвенно.

Дело в том, что властям была выгодна такого рода организация труда, вполне вписывавшаяся в нормативы командно-административной структуры в целом. Хозяйствование на личных небольших участках не отвлекало работника от его основного труда — воинского, ремесленного и т.п., но зато в какой-то степени гарантировало ему продовольственный минимум. Разумеется, при всем том генеральный механизм централизованной редистрибуции всегд служил верховным гарантом и страховым фондом, обеспечивавшим существование всех слоев общества, профессионально не занятых производством продовольствия.

Теперь несколько слов о самой только что упомянутой командно-административной структуре. Она в Шан возникала, естественно, как единственно возможный и надежный механизм, обеспечивавший нормальное функционирование усложнявшегося социума. Легче всего представить ту ее часть, которая касалась взаимоотношений вана с уделами, — здесь надежно срабатывал механизм взаимозависимости и вассальных обязательств, о котором уже упоминалось, — при всем том, что данных в источниках на этот счет практически нет. В качестве администраторов в уделах выступали титулованные аристократы, у каждого из которых, естественно, был замкнутый на него небольшой аппарат чиновников, по своим основным параметрам, видимо, копировавший аналогичные структуры власти в центре. Что же касается центра, столичной зоны вана, то именно там и формировался во всей своей полноте и всесторонности подлинный аппарат власти укреплявшегося протогосударства. В гадательных надписях он выступает достаточно отчетливо. Можно легко разобраться и в номенклатуре, и в определении должностных функций подавляющего большинства администраторов.