Леонид Васильев - Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)

Племена внешнего пояса вай-фу — а их в надписях можно насчитать несколько десятков — не могли не уважать военную силу и не считаться с ней. Это не значит, однако, что они не выступали против Шан. Наоборот, во многих надписях упоминаются вторжения того или иного племени на шанскую территорию, походы против этих племен, пленение большого числа иноплеменников, которые затем сотнями приносились в жертву «верхним предкам». Но при всем том соседи всеща сознавали разницу между ними и Шан и воспринимали себя именно как периферию, которая заинтересована в приобщении к основам развитой цивилизации во всех ее сферах, в том числе и едва ли не в первую очередь — в военной.

Как о том уже шла речь в связи с теорией М.Фрида о трибализации, понятие «племя» резонно использовать для обозначения такой этнической общности, которая уже перестала основываться на принципах механической солидарности. Иными словами, племя — уже политически структурированная общность во главе с вождем, т.е. в конечном счете протогосударство, пусть еще очень раннее и слабо оформленное. Становление племени-протогосударства происходило под воздействием более развитого соседа, в нашем случае — урбанистической цивилизации Шан.

Влияние шанцев на периферию было, как упоминалось, широким и всесторонним. В сфере политической оно вело к трибализации варварских соседей, т.е. к структурированию на месте аморфных этнических общностей, до того связанных внутри лишь узами механической солидарности, племен как раннеполитических образований. И коль скоро и как только это происходило, т.е. когда под влиянием контактов то или иное из соседних с Шан этнических образований становилось политическим, обретало основы соответствующей административной структуры, венчавшейся вождем, возникал эффект ускорения заимствований.

В первую очередь, как о том уже шла речь, это касалось заимствований в сфере военной техники и организации. Боевые колесницы и бронзовое оружие становились достоянием соседей, как, возможно, и некоторые методы ведения военных действий. В более крупных племенах, видимо, начинали формироваться дружины воинов-профессионалов. Разумеется, все это был долгий процесс, но к концу эпохи Шан результаты его уже были, что называется, налицо. Достаточно заметить, что сами шанцы признавали усилившегося соседа, торжественно присваивали его предводителю титул, в частности бо. Таких носителей шанских титулов к концу периода Шан было уже немало (см. [180, т. 2, с. 202]), одним из них был предводитель чжоусцев.

Процесс трибализации варваров под влиянием контактов — прежде всего военных — с Шан протекал весьма неравномерно. Больше того, он не находился в прямой зависимости от размеров соседнего племени или, скажем, степени его отдаленности. Так, ближайшей и наиболее часто контактировавшей с Шан этнической общностью были цяны. В надписях множество упоминаний о войнах с ними, о пленении цянов, о массовом принесении их в жертву, даже, как упоминалось, есть надпись об их использовании для раскорчевки земель под пашню. Немало аналогичных записей о ту-фан . или гуй-фан . И прямо скажем, достаточно редки записи о чжоусцах. Между тем именно чжоусцы оказались тем племенем, которому суждено было уничтожить Шан.

Существен сам факт: на передний план в конечном счете вышло не самое многочисленное и не наиболее заметное для шанцев племя. Стало быть, процесс трибализации варваров под воздействием цивилизации протекал весьма неравномерно. Или, что точнее, каждое из окружавших шанцев племен включалось в указанный процесс отнюдь не одинаково, а, напротив, весьма избирательно, с очень разным эффектом. Собственно, именно на этом и стоит весь известный людям исторический процесс. Китайская историография, в частности, уделяла ему огромное внимание.

Существенно в связи со всем сказанным обратиться к более поздней письменной китайской историографической традиции, чтобы взглянуть на династию и эпоху Шан глазами тех десятков поколений китайцев, которые изучали свою древность не по данным археологии, но по преданиям старины, зафиксированным в священном для каждого жителя Поднебесной конфуцианском каноне, прежде всего в «Шуцзине». При реконструкции традиции должны быть приняты во внимание данные хроники «Чжушу цзинянь», а также третьей главы «Шицзи», посвященной истории Шан-Инь. Речь пойдет о том, как был сформирован стереотип представлений о шан-иньской древности и в чем именно он заключался, к чему в основном сводился. Разумеется, данные древних сочинений будут сопровождаться необходимыми пояснениями, дабы не запутать читателя, готового подчас принять их за чистую монету.

Начнем с того, что напомним о генеральной схеме древней истории в китайской традиции. Согласно ее построениям, первой династией, ведшей происхождение от великого Юя, была Ся, о которой уже шла речь в предыдущей главе. На смену Ся и пришла династия Шан-Инь. Родоначальником ее традиция считает некоего Се, который будто бы был рожден одной из жен императора Ку, отца Яо, после того, как она проглотила яйцо ласточки. Изложивший эту легенду Сыма Цянь добавил к ней, что впоследствии Се стал помощником Юя в деле покорения вод и что еще Шунь пожаловал Се во владение Шан и дал ему родовое имя Цзы (этот знак действительно был родовым именем клана шанских ванов, как о том свидетельствуют данные надписей) .

Сказанное означает, что у истоков домов Ся и Шан стояли одни и те же великие правители (Ку, Яо, Шунь, Юй) и что, следовательно, исторически, да, видимо, и этнически Ся и Шан в китайской традиции считались близкими друг другу и существовавшими едва ли не одновременно. Этот вывод перекликается с данными «Чжушу цзинянь», согласно которым и Ся, и Шан как этнические и политические общности достаточно часто меняли места своего обитания, причем в ходе таких перемещений их пути и маршруты перекрещивались (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 119—127]). Стоит заметить, что попытки разобраться в географических отождествлениях и реконструировать маршруты упомянутых переселений к успеху не привели. Напротив, окончательно запутали ситуацию в целом и вызвали к жизни высказанное одним из крупнейших знатоков шанского Китая Чэнь Мэн-цзя предположение, что 14 так называемых додинастиче-ских (т.е. ранних) правителей Шан — те же 14 правителей Ся (см. [177, с. 124]). Из этого легко еще раз сделать вывод, что все построения насчет Ся — если принять эту версию — не что иное, как миф. Однако идея о Ся, как о том уже шла речь, была дозарезу нужна победившим чжоусцам для легитимации своей власти, о чем подробно будет идти речь в следующей главе. И именно сквозь призму таким образом сконструированной легитимации, построенной на основе теории о мандате Неба и об изменении воли Неба под давлением обстоятельств (принцип этического детерминанта: Небо поддерживает добродетельных и наказывает недобродетельных), изложена в китайской историографической традиции вся история Шан-Инь.