Леонид Васильев - Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

Трещины во взаимоотношениях внутри аристократических кланов стали появляться уже в начале периода Чуньцю и были вызваны главным образом разрастанием добившихся практически полной политической автономии царств. Ранний западночжоуский удел, как о том уже не раз говорилось, был внутренне цельной и сплоченной социальной единицей, в пределах которой и правящие верхи (аристократический чжоуский клан), и низы (этнически гетерогенные аморфно-сегментарные группы земледельцев, ремесленников и слуг) равно считали себя если не сородичами, то тесно связанными друг с другом подданными своего правителя из числа чжухоу , а через него — сына Неба. Удел являл собой некую социально-политическую общность, внутренне структурированную проникавшими повсюду клановыми узами. Это был удел-клан, цзун-цзу (букв.: клан-племя). Но по мере постоянного разрастания удела его структура неизбежно трансформировалась.

Трансформация была результатом структурного усложнения социально и территориально увеличивавшегося первоначального удела-клана. Начиналась она сверху и обычно внешне принимала форму раскола между главой удела и его ближайшими родственниками или, точнее, между главной линией клана и одной (либо несколькими) из его боковых линий. Впервые факт раскола зафиксирован источниками в царстве Цзинь в 745 г. до н. э., когда дядюшке правителя был пожалован субудел в Цюйво. Не возвращаясь к описанию длительного внутриполитического кризиса в Цзинь, связанного с этим пожалованием, заметим, что в результате прежние прочные клановые связи были резко разорваны, а первоначально единый и сплоченный удел-клан разделился на два враждующих.

Как известно, позже практика выделения уделов-кланов внутри разросшихся царств восточночжоуского Китая стала общепринятой нормой, объективно обусловленной неизбежностью. Царства, пришедшие на смену уделам-кланам, поднялись как бы на новую политическую ступень, превратившись в некую совокупность нескольких примерно таких же уделов-кланов, какими прежде были сами.

Складывавшиеся внутри царств новые уделы-кланы во главе с влиятельными наследственными аристократами- цинами были, по меньшей мере на первых порах, столь же сплоченными, что и прежние цзун-цзу . Это хорошо видно и на примере Цзинь, где все члены того либо иного удела-клана (со временем их насчитывалось там свыше десятка) были заодно и в случае его уничтожения гибли практически целиком (речь идет прежде всего об аристократических верхах), и на примере Лу, где разделившие царство на три части родственные друг другу цины вначале были главами внутренне цельных социально-клановых структур. То же самое видно и при знакомстве с особенностями политических междоусобиц в период Чуньцю.

Сложившиеся на высшем уровне политической структуры взаимоотношения между правителями и окружавшими их близкими родственниками, многие из которых внутренне были готовы оспаривать право на власть, свидетельствовали о крушении внутриклановой солидарности на этой ступени иерархической лестницы. Отношения здесь переставали базироваться на уважении родственных связей, которые становились личностными или, точнее, личностно-политическими. На смену протофеодальным тенденциям приходили развитые феодальные с характерными для них междоусобицами как в рамках правящего клана (имеются в виду приближенные к трону ближайшие родственники правителя), так и между знатными аристократическими кланами.

Вначале усобицы и острое соперничество в борьбе за власть и влияние в царстве ограничивались этим высшим уровнем политической структуры. На уровне уделов-кланов прежние крепкие кровнородственные связи сохранялись и тщательно соблюдались. Выступая в ходе политической борьбы внутри своего царства на стороне того или иного мятежного претендента на власть или соперничая друг с другом за должность и политическое влияние в царстве, цины обычно опирались на поддержку своих клановых родственников. Впрочем, так было не долго.

Объективный процесс разрастания и усложнения внутренних структур постепенно перемещался вниз и в рамках новых уделов-кланов вел к тому же результату: родственные связи между боковыми линиями аристократического клана по мере их отдаления друг от друга ослабевали, а соперничество между линиями росло. Вторая половина периода Чуньцю прошла под знаком усиления междоусобиц уже не только на высшей, но и на второй ступени иерархической лестницы, т. е. внутри возглавлявшихся цинами уделов-кланов второй очереди, также заметно разросшихся и усложнившихся. Достаточно вспомнить описанную во втором томе историю с возвышением луского авантюриста Ян Ху, вначале бывшего одним из администраторов удела-клана Цзи, причем не являясь членом этого клана.

Историю возвышения Ян Ху можно считать наиболее ярким проявлением тенденции, о которой идет речь. Но в том же томе изложено немало и других данных, свидетельствующих о междоусобицах внутри уделов-кланов второго уровня. Практически это означало, что феодального типа политические взаимоотношения выходили на передний план, вытесняя собой те архаичные клановые связи, которые господствовали в обществе до того. Но развитая феодальная структура просуществовала в чжоуском Китае не долго. Она начала рушиться уже в конце периода Чуньцю, причем переходный V век до н. э. был ознаменован дальнейшим развитием процесса трансформации старых социально-клановых и новых социально-политических связей.

Дефеодализация в этом плане была связана прежде всего с выходом на арену политической жизни нового социального слоя — служивых ши . Этот знак был известен в древнекитайской иероглифике достаточно давно. Его, в частности, широко использовали для сводного обозначения шанцев в главах раннего, т. е. западночжоуского слоя «Шуцзина» (глава «До ши»). Встречается он и в «Шицзине». Изредка его можно найти в надписях на бронзе. Однако, по авторитетному суждению Г. Крила [Creel, 1970, с. 331–333], вплоть до периода Чуньцю термин ши в основном соответствовал понятию «мужчина».

Позже, в начале Чуньцю, этот знак стал употребляться для обозначения воинов. В «Го юе» при описании реформ Гуань Чжуна все солдаты в Ци начала VII в. до н. э. названы ши . В материалах «Цзо-чжуань», касающихся более позднего времени, вплоть до середины VI в. до н. э., знак ши использовался для обозначения как воинов, так и низших служащих, в том числе телохранителей. Во второй половине этого века термином ши начали именовать и служащих более высокого ранга, включая администраторов в уделах-кланах (например, ученика Конфуция Цзы Лy, Ян Ху и др. [Hsu Cho-yun, 1965, с. 34–36]).