Леон Урис - Эксодус (Книга 1 и 2)

- А кто такая была Афродита? - спросил Иоав Яркони.

- Афродита была богиней любви, - ответил Давид.

- Ее выбросило на берег прибоем, всего в нескольких милях отсюда лет пять тысяч тому назад.

- Ого! Насмотрелась девка немало! - сказал Иоав.

Турок проглотил шпильку и попытался изобразить на лице улыбку. Бен Канаан круто обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.

- Арматау, мне нужно только одно. Отсюда до Палестины свыше двухсот миль. Судну предстоит сделать только лишь один рейс. Сможет? Да или нет?

Арматау вскинул руки вверх.

- Клянусь честью своей матери, - сказал он. - Я сделал на нем триста рейсов между Кипром и Турцией. Господин Мандрия, - хозяин пароходства; он не даст соврать.

- Это верно, - подтвердил Мандрия. - Судно старое, но надежное.

- Господин Арматау, возьмите моих двух товарищей на борт и покажите им машину.

Когда все трое скрылись с палубы, Мандрия повернулся к Ари.

- Хотя Арматау и турок, но верить ему можно.

- Какую скорость можно выжать из этого самовара? спросил Ари.

- Пожалуй, пять узлов при попутном ветре. "Афродите" нечего торопиться.

Они поднялись на палубу и осмотрели надстройки. Судно было безнадежно запущено, его давно уже не имело смысла ремонтировать. Но несмотря на эти очевидные недостатки в нем было что-то добротное. Оно внушало чувство, что ему известны все козни моря и что оно выиграло не одно сражение с ним.

За полчаса Давид и Иоав закончили осмотр машинного отделения.

- Это судно - настоящий ублюдок, - сказал Давид, - но я уверен, что оно выдержит.

- Можно погрузить триста человек на борт? - спросил Ари.

Давид почесал щеку.

- Н-да, если поднажать, может, и удастся. Ари повернулся к Мандрии.

- Нам предстоит с ним куча доделок и переделок. Главное, чтобы на нас не обратили внимания. Мандрия улыбнулся. Теперь настал его час.

- У меня тут, как вы, верно, догадываетесь и сами, есть кое-какие связи. Хорошенько подмазать кого следует, тогда никто ничего не увидит и не услышит.

- Давид, отправь сегодня же ночью радиограмму в Палестину. Скажи, что нам нужен капитан и два матроса.

- Команда из трех человек? Не мало ли?

- Ну ладно, так уж и быть: выдам вам секрет: вы оба, Зеев и я, мы тоже вернемся на этой лохани в Палестину. Мы и дополним команду. Иоав, у тебя всегда была слабость к перезрелым красавицам; вот тебе задача и будет. Поручаю тебе отремонтировать ее и привести в божеский вид.

Наконец он обратился к Арматау, ошеломленному молниеносной быстротой вопросов и распоряжений.

- О'кей, Арматау, вы можете вздохнуть посвободней: вы продали это чудище Но не за ту цену, которую вы собираетесь заломить. Давайте сходим в "Четыре фонаря" и обтяпаем и это дело.

Ари спрыгнул с палубы на мол и пожал Мандрии руку.

- Давид, ты и Иоав сматывайтесь сейчас же в Фамагусту. Как только мы покончим здесь с этим делом, господин Мандрия подбросит меня в Кирению.

- В Кирению? - спросил Мандрия в испуге. - Неужели этот человек никогда не устает? Ведь Кирения - на противоположной стороне острова, - запротестовал он.

- А что? С машиной что-нибудь не в порядке? - спросил Ари.

- Нет... нет..., поедем в Кирению.

Ари, а с ним Мандрия и турок, пошли по молу назад.

- Ари, - крикнул Давид, - как же мы назовем эту стареющую красавицу?

- Ты ведь поэт, - крикнул Ари назад, - тебе и карты в руки.

Иоав и Давид смотрели вслед уходящим, пока они не скрылись из виду. Вдруг лица у них расплылись в улыбке и они бросились обниматься.

- Сукин сын, этот Ари. Нашел ведь способ сообщить нам, что мы возвращаемся домой.

- Разве ты его не знаешь? - сказал Давид. - Никаких сантиментов, никаких эмоций!

Они счастливо вздохнули и с минуту оба подумали о Палестине. Затем они посмотрели на "Афродиту". У нее рано был вид несчастной старой девы. Они ходили по палубе, осматривая деревянное судно, - Мне пришла хорошая мысль, сказал Иоав. - Почему бы нам не назвать судно "Бевин"?

- У меня название получше, - сказал Давид Бен Ами. - С этой минуты оно будет называться "Эксодус".

Глава 9

Марк свернул взятую напрокат машину с шоссе и поставил ее на обочине. Он забрался высоко в горы, прямо нависавшие над Киренией. Перед ними вздымалась огромная скала высотой метров в сто с лишним, на самой вершине которой стояли развалины святого Илариона. Сказочный дворец, напоминающий даже в полуразрушенном состоянии мощь и блеск готического владычества.

Марк взял Китти за руку и повел ее в гору на вершину. Они вскарабкались по выступам вверх, пока не добрались до нижней крепостной стены, откуда открывался вид на двор.

Они с трудом прокладывали себе путь через царские палаты и огромные залы, вошли в конюшню, в монастырь и в крепостные фортификации. Царила мертвая тишина, но все вокруг словно жило, дышали призраки далекого прошлого, нашептывая рассказы о минувших столетиях, когда здесь люди любили, ненавидели, вели интриги, воевали.

Почти целый час Марк и Китти взбирались на самую верхушку. Наконец они стояли, вспотев и тяжело дыша, на самом высоком месте и не могли оторваться от открывшегося перед ними великолепного вида. Скала уходила на протяжении почти девятисот метров отвесно вниз в сторону Кирении. На горизонте виднелся турецкий берег, а справа и слева, на самом краю крутых скал повисли сочные зеленые леса, виноградные террасы и маленькие домики. Совсем внизу серебристо маячила листва масличной рощи, ласкаемая тихим ветерком.

Марк смотрел на Китти, чей силуэт резко обозначился на фоне неба, когда туча проплыла у нее за спиной. Какая она милая, подумал Марк. Среди всех женщин его мира она одна была такая. Она не возбуждала у него желания. Марк Паркер немногих уважал на этом свете. Китти он уважал, он просто не мог иначе. Больше того, она была единственной женщиной, в обществе которой он чувствовал себя вполне хорошо, ибо с нею он мог быть самим собой, не нужно было строить из себя кого-то, разыгрывать что-то.

Они присели на огромный валун и продолжали смотреть на великолепие, простирающееся у их ног. Дворец, море, небо, горы.

- По-моему, - сказал Марк, - нету на свете вида великолепнее этого. Она кивнула. Это были незабываемые дни для них обоих. С приезда Марка Китти словно воскресла к новой жизни. Она испытывала целительное действие исповеди.

- Мне пришла ужасная мысль, - сказала Китти. - Я думаю о том, какое это счастье, что полковник Говард Хиллингс был откомандирован в Палестину, и ты принадлежишь теперь мне одной. Сколько ты сможешь пробыть здесь, Марк?

- Несколько недель. Сколько захочешь.

- Я не хочу больше, чтобы мы надолго разлучались.

- Ты заметила, - сказал Марк, - во Дворце все уверены, что я твой любовник?

- Вот и прекрасно! - сказала Китти. - Я прибью вечером объявление к своей двери, где будет написано крупными буквами: "Я безумно люблю Марка Паркера".