Леон Урис - Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

- Конечно, милый, - сказала она.

- Иордана... Иордана... любовь моя!

- Шалом, Давид. Тебе пора.

Она отвернулась к стене, почувствовала его поцелуй на щеке, потом хлопнула дверь.

- Давид... Давид, - шептала она. - Вернись! Пожалуйста, вернись ко мне.

Авидан повез майора Бен Ами на квартиру Бен Циона, начальника генштаба, жившего неподалеку от штаба. Генерал Бен Цион, человек в возрасте тридцати одного года, был тоже жителем Иерусалима. С ним был адъютант, майор Альтерман.

Они обменялись приветствиями и соболезнованиями по поводу гибели брата Давида в Нирим.

- Авидан говорит, что у вас что-то интересное на уме, - сказал Альтерман.

- Да, - тихо ответил Давид. - С тех самых пор как приняли резолюцию о разделе, я ни на минуту не перестаю думать о Иерусалиме. Помните "На реках Вавилонских"? - Если я забуду тебя, Иерусалим...

Бен Цион кивнул. Он очень хорошо понимал Давида. Его жена, дети, родители - все остались в Иерусалиме.

Давид продолжал:

- Дорога до Латруна почти полностью в наших руках. За Латруном, в Баб эль-Ваде, Пальмах тоже захватил большинство важнейших высот.

- Мы все знаем очень хорошо, что именно Латрун - наша главнейшая беда, язвительно перебил его Альтерман.

- Дай человеку высказаться, - сердито прикрикнул Бен Цион.

- Я долго думал об этом... Я знаю район Латруна как своих пять пальцев.

Вот уже шесть месяцев, как я исследую эту местность в уме дюйм за дюймом. Я совершенно уверен, что Латрун можно обойти стороной.

В комнате воцарилось гробовое молчание.

- Что вы имеете в виду? - спросил наконец Бен Цион.

- Если провести дугу вокруг Латруна от одного участка шоссе к другому, то получается расстояние в шестнадцать километров.

- Дугу на карте провести можно, но дороги там нет. Холмы там - совершенно дикие и непроходимые.

- Есть и дорога, - ответил Давид.

- Это какая-то чушь! - воскликнул Авидан.

- Вдоль доброй половины этой дуги ведет древняя римская дорога. Ей, правда, две тысячи лет, она вся завалена камнями, землей, буреломом, но она существует. И есть еще вади, по которым я проведу любую колонну с закрытыми глазами.

Давид подошел к карте, висевшей на стене, и провел полукруг вокруг Латруна, который соединял оба участка шоссе.

Авидан и Бен-Цион неотрывно смотрели на карту. Альтерман смотрел тоже, но иронически. Авидан, которому Ари Бен Канаан уже рассказал кое-что о планах Давида, относился к ним критически.

- Давид, - сказал Авидан сухо, - допустим, тебе удастся найти эту римскую дорогу; допустим также, что ты найдешь и тропинку вдоль вади. Что тогда? Отсюда до снятия осады Иерусалима - очень далекий путь.

- Я предлагаю вот что, - без колебаний сказал Давид.

- Нам необходимо расчистить древнюю римскую дорогу, привести ее в порядок, где нужно - проложить новые участки, и отказаться от штурма Латруна, зато пойти в обход.

- А подумал ли ты, Давид, о том, - спросил Бен Цион, - что нам придется прокладывать эту дорогу, как ты ее провел по карте, под самым носом у Арабского легиона, закрепившегося в Латруне?

- Еще бы не подумал! - ответил Давид. - Нам не нужно бог весть какое шоссе. Нам нужна только колея, достаточно широкая, чтобы могла пройти грузовая машина. Иисус Навин остановил солнце у Латруна. Может быть, нам удастся остановить ночь? Если из Иерусалима выйдет один отряд, а другой - из Тель-Авива; если будем работать по ночам и не шуметь, я уверен, что все это дело отнимет у нас не больше месяца. Что касается Арабского легиона, то вы не хуже меня знаете, что Глабб ни под каким видом не выведет его из крепости. Он ни за что не вступит в открытый бой, а будет и дальше отсиживаться в безопасном месте.

- Ну, в этом мы не уверены, - сказал Альтерман. - За дорогу он, пожалуй, станет драться.

- Если бы Глабб не боялся открытого боя, почему он не напал на Треугольник и не попытался разрезать Израиль надвое?

На этот вопрос никто, конечно, ответить не мог. Можно было только предположить, что Давид прав. В штабе считали, что Глабб чересчур разбросал свои силы, и что он избегает боя за пределами Иерусалима, коридора и Латруна. Кроме того, он хорошо знал, что израильские части только и ждут возможности схватиться с ним в открытую.

Бен Цион и Авидан сидели молча и взвешивали предложение Давида.

- Хорошо, а что тебе для этого нужно? - сказал наконец Бен Цион.

- Дайте мне джип на одну ночь, чтобы я пробрался сначала один.

Авидана не оставляла тревога. Еще в первые дни Хаганы он тяжело переживал гибель каждого бойца. Для него это было, как если бы речь шла о собственном сыне или дочери. В такой маленькой, сплоченной общине, как Ишув, каждая жертва задевала всех лично. Теперь, в войну, потери евреев исчислялись тысячами, а для такой маленькой страны это были опустошающие потери в полном смысле этого слова. Большинство погибших принадлежали к лучшей части молодежи страны.

Ни один народ, как бы многочислен он ни был, не может рисковать жизнью таких одаренных юношей, как Давид Бен Ами - подумал Авидан Это задание, которое хочет взвалить на себя Давид, чистое самоубийство. Может быть, Давиду только кажется, что он знает какую-то дорогу; людям часто желаемое представляется действительным.

- Джип и двадцать четыре часа... - просил Давид.

Авидан посмотрел на Бен Циона. Альтерман покачал головой. То, что затеял Давид, было неосуществимо. Тревога за Иерусалим мучила каждого, Иерусалим был сердцем, душой еврейства, но... Бен Цион даже подумал, не была ли с самого начала безумием попытка удержать город.

На долю родителей Давида выпало достаточно страданий, - подумал Авидан. Один сын погиб, второй умирает от ран, третий возглавляет заранее обреченный на гибель отряд Маккавеев в Старом городе.

Давид смотрел горящими глазами то на одного, то на другого.

- Вы не можете не пустить меня! - воскликнул он. Постучали. Альтерман подошел к двери, взял донесение и протянул его Бен Циону. Начальник генштаба смертельно побледнел. Он протянул бумагу Авидану. Никто никогда не видел, чтобы Авидан потерял самообладание. На этот раз, однако, его руки дрожали, а в глазах появились слезы.

Дрожащим голосом он сказал.

- Старый город пал.

- Не может быть! - вскричал Альтерман.

Давид упал в кресло.

Бен Цион сжал кулаки и стиснул зубы.

- Без Иерусалима нет еврейской нации! - крикнул он. Он повернулся к Давиду.

- Отправляйся в Иерусалим, Давид... сейчас же.

Когда Моисей подвел колена Израилевы к Красному морю, ему нужен был человек, вера которого в могущество Бога настолько незыблема, что он без колебаний первый ступит ногой в море. Такой человек нашелся. Его звали Нахшоном. Операцию Давида Бен Ами назвали "Нахшон".

Когда стемнело, Давид выехал из Реховота, города к югу от Тель-Авива, и взял направление на горы Иудеи. У подножья гор, неподалеку от Латруна, Давид свернул с шоссе и поехал по бездорожью в дикие, заваленные скалами, испещренные рытвинами и заросшие буреломом горы. Хотя Давид Бен Ами был во власти навязчивой идеи, но сознание важности задания умеряло его страстный пыл. Вдобавок он, как никто другой, знал каждую пядь этой местности.