Пантелеймон Кулиш - Отпадение Малороссии от Польши. Том 3

На казако-татарской раде было постановлено: завтра хану со всей Ордой, которая подошла только вечером, и со всей казацкой конницей, переправиться через Пляшову, и, занимая панов боем, овладеть берестечскими переправами и равнинами, а между тем Хмельницкий соединит все свои таборы, пехоту и гарматы, которые медленно приближались, и приготовится к переправе.

На рассвете 29 (19) июня все панское войско выступило в поле, и расположилось в значительном расстоянии от окопов, между тем как остальные полки стояли наготове в лагере. Левым крылом командовал коронный полевой гетман, Мартин Калиновский, в центре стояли посполитаки, а на правом крыле — брацлавский воевода, Станислав Лянцкоронский. Все желали решительного боя.

День был ясный. Утром, со стороны Корыня, появились над переправой татарские отряды. По ним стреляли из пушек, из ружей, и прогнали за переправу. Около 11 часов ударил неприятель большими силами, и овладел переправами, которые были слабо защищены отрядами драгун и полевыми пушками. Многолюдные толпы татар двинулись на равнины, и начали, по обыкновению, свои гарцы, подъезжая к панскому войску и вызывая на состязание в наездническом искусстве.

Вскоре затем со всех сторон показались столбы дыма: костелы, панские дворы, села горели на пространстве в несколько миль. Стотысячная Орда и вся казацкая конница разлились по равнине, в расстоянии полуторы мили от панского войска. Поля и леса были заняты наступающими.

Через полчаса прискакало множество мелких татарских отделов, более сгущенных, нежели в прошлый день, и расположилось широко отворенным полукругом, в полумиле от панского войска, зажегши все соседние села, для стращания ляхов. На центральном взгорье появился главный татарский корпус, вместе с казацкой конницей, направляясь к левому крылу панского войска. Между тем как оба хана смотрели издали в зрительную трубу, началась битва, какой никто из жолнеров не видал, битва 200.000 всадников.

Левое крыло панское подвинулось вперед; центр и правое крыло стояли неподвижно.

Главная татарская сила ударила на левое крыло, и окружила его при первой же стычке. Трижды панские полки выбивались из татарской массы; трижды она их поглощала снова. Казалось уже, что левое крыло не выдержит боя; но сильный удар подольского воеводы, Станислава Потоцкого, который подкреплял это крыло с левой стороны, выручил его, потеряв ротмистра и десятка полтора товарищей.

Вся казацкая сила ударила тогда на центр. Против неё выступило ополчение брестокуявской шляхты. Поддержал его Лянцкоронский. За ним спешили полевой гетман и князь Иеремия Вишневецкий. Из самого центра двинулись полки великого коронного гетмана и коронного маршала. Они ринулись на наступающую Орду, прорвали татарскую массу, и смешались с нею так, что только бунчуки и хоругви обозначали в воздухе, где паны, а где ордынцы. Наконец удалось им отступить под полевые пушки, которые сильным огнем остановили татар.

Яростнее всего кипел бой на левом крыле. Две свежие хоругви, которые бросились выручать ослабевающее войско, вернулись изрубленными; оба её предводителя пали со множеством «знаменитых рыцарей». Здесь, на кровавой сцене появились творцы её — казаки. Королевский полк ударил на них копьями с энтузиазмом. За ним двинулись полки Собиских и подольская шляхта, всё наши ополяченные, недополяченные, и переполяченные русичи, ожесточенные соперники казатчины. Перемешанная с латинцами, папистами и антипапистами литвинами русь воевала с русью, перемешанною с татарами, турками и всяким сбродом, «верующим и неверующим в Бога», как доносили панам подпанки. Татары дрались яростно, и взяли гетманское знамя, причем знаменоносец остался невредим. По всей линии битва кипела без распределения, без плана, без команды. Каждый вождь предпринимал, что хотел. Это пишут сами поляки, свидетельствуя тем самым, что европейская тактика в Польше не далеко ушла от азиатской.

Бой прекращался и возобновлялся несколько раз. Некоторые хоругви загнались, в жару отваги, слишком далеко, и были вырублены поголовно. Бились до двух часов дня.

Наконец Орда отступила. Паны понесли страшные потери, что делает их традиционной жолнерии великую честь. Но потери произошли от того, что гетманили одновременно и Ян Казимир, и Николай Потоцкий. Один был неспособен к гетманству по природе и воспитанию, другой — по своей дряхлости и потому, что потерял доверие у соратников, — доверие к его счастью; а вера в боевое счастье до того смешивалась тогда с талантом полководца, что Потоцкого стали называть головой немощной (niedoleinq). С панской стороны пало 200 таких воинов, которые слыли знаменитыми рыцарями, то есть такими, которые составляли душу боевого тела, и что еще хуже — неприятель удержал за собой позицию, занявши взгорье, проходы, переправы и отрезавши пашу для лошадей.

Но и татары не радовались. У них было до тысячи убитых и раненных, погибло много мурз, и в числе их славный Тогай-бей, а Муфач-мурзу, молодого и храброго воина, близкого родственника ханского и крымского казначея, взяли паны в плен.

Панское войско упало духом, и справедливо ему казалось, что не устоит оно, если татары и казаки ударят на него всеми силами. Но военная рада королевская состояла не из одних Потоцких да Киселей, и такие люди как Вишневецкий, Чернецкий, Конецпольский, Лянцкоронский, предпочитая смерть позорной жизни, взяли верх над миротворцами. Было решено — выступить утром против неприятеля и попытать окончательного решения судьбы: быть или не быть Польше.

Во что бы то ни стало, надобно было новою битвою поддержать колеблющееся мужество в руководящих воинах и оттеснить неприятеля от паши: а то в панском лагере начинали уже кормить лошадей дубовым листьем.

Здесь выступили на сцену действия передовики военной науки, процветавшей за границею кровавым цветом на могилах миллионов, падших за то, чтобы читать или не читать без попа Библию, чтобы веровать так или иначе в небесного Отца всего человечества, в исхождение Св. Духа, в пресуществление тела и крови Христовых, в приобщение тайнам его под одним или под двумя видами, и т. п. Эти передовики настояли на том, чтобы завтра построить войско в боевой порядок не таборным, а иностранным строем. Главную роль между членами военной рады играл генерал Убальд, иначе Губальд, тот, который в страшный день под Зборовым, явился таким же спасителем шляхты, как и её челядь.

В 2 часа пополуночи король слушал мшу не так, как во время оно, когда он забавлялся бывало собаками, карликами и кой-чем другим, а иезуиты прикрывали его забавы своею святостью: слушал с верою и надеждою, но, конечно, без любви, которой природа не отпустила на его пай и столько, как посадившему его на престоле казаку. В 3 часа, оставив 3.000 пехоты в замкнутом лагере, вывел он в поле все войско, которого насчитывали 80.000, бывших действительно в бою под Берестечком. Начали строить войско иностранным строем.