Леонид Юзефович - «Как в посольских обычаях ведется...»

Как правило, отрок-царевич держал не посох, а позолоченный чекан на длинной рукояти, сходный с чеканами государевых рынд.

При Борисе Годунове царевич Федор Борисович уже регулярно присутствовал на всех посольских аудиенциях, а порой даже полностью замещал отца. Обусловлено это было, по-видимому, не только болезнью Бориса, но и страстным его желанием обеспечить сыну право на царский титул.

Иван III принимал иностранных послов, сидя рядом со всеми своими сыновьями и даже внуками, однако при Иване Грозном на приеме рядом с царем мог находиться лишь наследник престола. В этом сказалось обособление верховной власти от ближайшего родственного окружения. Только наследник, символизируя будущность династии, поддерживал «чин» государя, и царевич Федор — средний сын Грозного — появился на посольских аудиенциях уже после смерти своего старшего брата.

Никто, кроме наследника, не мог находиться на аудиенции непосредственно рядом с царем. Лишь изредка на приемах литовских дипломатов низшего ранга Грозный сажал возле себя своего загадочного заместителя Симеона Бекбулатовича (это был касимовский хан Саин-Булат, которому царь дал титул великого князя всея Руси и сделал номинальным правителем земщины), да в 1589 году отличавшийся вошедшей в легенду религиозностью Федор Иванович также пригласил воссесть рядом с собой константинопольского патриарха Иеремию [148] ЦГАДА. — Ф. 79. — № 10. — Л. 296 об.; Аделунг Ф. Указ. соч. — Ч. 1. — С. 274. .

«Видеть очи государевы» — значит, быть на аудиенции. Конечно, это всего лишь условный термин, стереотипная формула, но, как писал В. О. Ключевский, «не следует пренебрегать и терминологией: история политических терминов есть история если не политических форм, то политических представлений» [149] Ключевский В. О. Сочинения. — Т. 6. — М., 1959. — С. 370. . А представления, породившие формулу «видеть очи государевы», чрезвычайно любопытны.

«Светилник телу есть око», — гласит евангельское изречение, вошедшее в рукописный сборник русских пословиц XVII в. Сравнение государя с оком мира характерно для древнерусской публицистики. В «Слове похвалном великому князю Василию» (начало XVI в.) читаем: «Око в телеси въдрузися, сице и царь в мир устройся» [150] Розов Н. Н. Похвальное слово великому князю Василию III // Археографический ежегодник за 1964 г. — М., 1965. — С. 289. . В грамоте, отправленной в 1560 году польскому королю Сигизмунду II Августу от имени Ивана Грозного (написана, возможно, И. М. Висковатым), содержится следующее рассуждение: «Всем государем годится истинно говорити, а не ложно, светилник бо телу есть око; аще око темно бывает, все тело всуе шествует и в стремнинах разбивается, и погибает» [151] Сб. РИО. — Т. 59. — С. 610. . Иными словами, если монарх не знает действительного положения вещей («око темно»), если ему ложно истолковали политическую обстановку (в данном случае речь идет о причинах Ливонской войны), то это может привести к непоправимым последствиям для всего государства («тела»), ибо государь — «око» своей державы.

Есть небо, а есть, как писали православные богословы, «небес небеси» — средоточие в пространстве божественной сущности. И посол, таким образом, предстает не просто перед самим государем, но именно перед его очами — «оком ока» всего государства.

Аудиенция — кульминационный момент пребывания в России иностранных послов и большая честь для них. «Тот, кто видел государевы очи, не может быть печален в такой день» [152] Аделунг Ф. Указ. соч. — 4.1. — С. 194. , — говорили приставы имперским дипломатам. Поскольку в церемонии аудиенции участвовал сам государь, она даже внешне была похожа на «действо», отчасти подобное церковной службе. Все положения, движения и слова участников этой церемонии подчинялись особенно строгим правилам, чья символика уже далеко не всегда может быть адекватно истолкована человеком другой эпохи.

Дипломаты всех рангов должны были являться на аудиенцию без оружия. Правда, не совсем понятно, в какой именно момент расставались они со своими шпагами: не то оставляли их прямо на подворье и ехали по улицам в Кремль уже безоружными, не то снимали в самом Кремле в тех местах, где сходили с коней, и отдавали приставам, а после аудиенции в том же месте получали обратно. В своих записках западноевропейские дипломаты вообще избегали сообщать об этом факте: по их понятиям, это было своего рода бесчестье. Дж. Боус очень обиделся, когда его не пустили к царю со шпагой. Бояре объясняли: «В обычае держит и ведетца на Руси, что никоторому послу вооруженна или в кордах (перевязь с ножнами. — Л. Ю. ) не быти перед государем». Но королева Елизавета I не удовлетворилась этим объяснением и, оправдывая претензии своего представителя, ссылалась на нормы западноевропейского придворного церемониала: Боус, будучи человеком «рыцарского стану» (дворянином), к иным монархам всегда «хаживал» со шпагой [153] Сб. РИО. — Т. 38. — С. 159, 170. .

Лишение послов оружия было принято и в Византии, и на мусульманском Востоке, и в Крыму. Итальянец И. Барбаро (конец XV в.) писал, что при следовании на прием к ногайскому хану оружие надлежало оставлять на расстоянии брошенного копья от входа в шатер [154] Барбаро и Контарини о России / Пер. Е. Ч. Скржинской. — Л., 1971. — С. 145. . В Москве это обыкновение, унаследованное, вероятно, из русско-ордынской дипломатической практики, вызывалось отнюдь не соображениями безопасности государя. Сабля не была неотъемлемой принадлежностью парадного костюма русского придворного, какой являлась на Западе шпага, и появление в тронном зале вооруженного посла выглядело бы вызывающе. Единственное оружие, которое допускалось на аудиенции, — это позолоченные топорики царских рынд; им ни в коем случае не должна была противостоять посольская шпага.

В сенях, у самого входа в приемную палату, послов встречал думный окольничий (в XVII в. — дьяк). Он должен был, однако, с послами «видетись не встречею» (не передавать им церемониального приветствия от лица государя), иначе нарушалось соответствие между числом официальных встреч во дворце и значением посольства. Окольничий вводил прибывших в палату, где царь уже сидел на престоле, и громко объявлял, что послы — при этом назывались их имена, титулы и звания — государю «челом ударили». Послы кланялись. Коленопреклонение не практиковалось. Глава многострадального шведского посольства П. Юстен, которого трудно заподозрить в излишних симпатиях к Ивану Грозному, писал, что, когда шведы, в 1570 году вызванные из 14-месячной муромской ссылки, простерлись на полу перед царским троном, Грозный велел им подняться и сказал: «Я — владыка христианский и не хочу, чтобы вы падали ниц передо мною!» [155] Аделунг Ф. Указ. соч. — Ч. 1. — С. 159. .