Михаил Пинчук - Советские партизаны. Мифы и реальность

Население было втянуто в борьбу искусственно.

Как происходило пополнение отрядов местными жителями? Вот два отрывка из немецких докладов:

«14 октября 1942 года командование тылового района 2-й немецкой танковой армии сообщало о действиях партизан: „Из различных областей района поступают сведения о насильном призыве в партизаны боеспособных жителей“».

Штаб 221-й охранной дивизии из группы армий «Центр» 9 марта 1943 года доносил: «В районе юго-западного Меркулова (65 км северо-западнее Гомеля) отмечено от 400 до 500 плохо вооруженных партизан. 20 процентов партизан являются принудительно завербованными местными жителями» (Армстронг, с. 64).

Российские историки неправильно толкуют донесения командиров партизанских отрядов о том, что в том или ином регионе «могут быть привлечены к борьбе еще столько-то тысяч человек». Надо обратить внимание на часто встречающееся в подобных донесениях словосочетание «учтенные резервы».

Дело в том, что партизанских командиров совершенно не интересовало желание или нежелание «местных» воевать с немцами — они просто произвели учет лиц призывного возраста и определили число людей, подлежащих мобилизации. Повадки партизанских командиров в Беларуси не отличались от методов партизан в других «временно оккупированных» районах СССР — все тот же обязательный призыв военнообязанных.

Занятно врал Сталину Пономаренко в июне 1943 года:

«Учтенные резервы партизанского движения, готовые в любую минуту взяться за оружие, составляют 215.400 человек…» (Соколов, с. 61).

Тогда почему на территории УССР и БССР призыв в ряды партизан не носил массового характера? Тому две основные причины.

Во-первых , партизаны БССР и УССР не могли отправлять мобилизованных в действующую армию, поскольку линия фронта в 1941–1943 гг. проходила далеко от мест базирования тамошних «мстителей». Только в районе Полоцкой низменности часть военнообязанных удавалось переправлять через так называемый Суражский коридор для службы в РККА.

Выдержка из отчета о работе могилёвского «Комитета содействия Красной Армии» за период с сентября 1941 по 10 марта 1943 года дает наглядное представление о том, как отнеслось к оккупации подавляющее большинство гражданского населения города Могилёва [19] Это там, где сражался книжный герой Серпилин из «Живых и мертвых» Симонова и там, где совершали мифические подвиги бойцы, командиры и мирные жители из телевизионного «мыла» «Днепровский рубеж». :

«Основной тон в настроении населения давали контрреволюционные элементы (имеющие судимость, всякие „бывшие люди“ и т. д.) и широкие обывательские слои, которые очень приветливо встретили немцев, спешили занять лучшие места по службе и оказать им всевозможную помощь. В этом числе оказалась и значительная часть интеллигенции, в частности, много учителей, врачей, бухгалтеров, инженеров и др.

Очень многие молодые женщины и девушки начали усиленно знакомиться с немецкими офицерами и солдатами, приглашать их на свои квартиры, гулять с ними и т. д. Казалось как-то странным и удивительным, почему немцы имеют так много своих сторонников среди нашего населения…

Говоря о молодежи, нужно отметить, что очень резко бросалось в глаза отсутствие у значительной ее части патриотизма, коммунистического мировоззрения. Это замечание относится и к комсомольцам, особенно комсомолкам. Как педагог, я многих из них знал лично и внимательно наблюдал за ними» (Соколов Б.В., с. 361).

Любопытно сообщение секретаря Минского облисполкома Ивана Климова тому же Пономаренко в августе того же 1942 года:

«Все чаще происходят столкновения не с немцами, а с полицейскими отрядами, отрядами самопомощи (группы самозащиты, как правило, разбегаются при появлении партизан, а украинцев оккупанты пока в дело борьбы с партизанами не включают, они стоят гарнизонами)… Воевать приходится с белорусами и русскими, хотя в значительной степени и спровоцированными, находящимися в полицейских и других отрядах» (Там же, с. 86).

Вот из-за этих причин массовый «хапун» в Беларуси и Украине отсутствовал.

Во-вторых , пополнять призывниками собственные ряды в массовом порядке партизаны тоже не могли, так как для новобранцев не было оружия, а тащить в отряд кучу лишних ртов, вооружить которых нет возможности — накладно. Небольшие партии оружия, боеприпасов и взрывчатки, направляемые через линию фронта единичными авиарейсами, потребностей не удовлетворяли. Поэтому, переписав военнообязанных, партизанские командиры «имели их в виду», но призывать не спешили.

Немецкий пропагандистский плакат.

Однако по мере приближения с востока «власти советов» мировоззрение населения стало меняться, теперь оно само все чаще посматривало в сторону леса. Бежали в лес и те, кто не хотел быть угнанным на работы в Германию (хотя, как известно, многие из угнанных назад не вернулись, уехали в Канаду или США).

Но основной приток мирных жителей в отряды был вызван репрессиями немцев, только происходил этот приток по иной схеме, нежели представляла дело советская историография (российская до сих пор представляет) — «репрессии немцев — народный гнев». Все происходило, повторяю, иначе.

Дело в том, что местные жители были хоть и малообразованными людьми, но отнюдь не дураками. Нехитрую формулу партизанской войны большевиков они быстро «просекли»: «акция партизан — репрессии немцев». А потому, не дожидаясь тупой агрессивной реакции немцев на очередную провокацию партизан, собрав свой нехитрый скарб, припускали «тутэйшие» мелкой рысью к ближайшему лесу, то есть к тем самым партизанам (а куда еще, одним в лесу не выжить).

Кроме того, каратели, сжигая в ходе своих карательных операций села в партизанских зонах, одновременно производили принудительную эвакуацию жителей (забегая вперед, отмечу, что немцы в большинстве случаев не уничтожали местное население вместе с населенными пунктами, хотя именно такую картину создавала в умах советских граждан послевоенная пропаганда). Тем не менее, по вполне понятным причинам, многие из эвакуируемых жителей эвакуироваться из родных мест не желали, и опять-таки бежали в близлежащие леса — к тем же партизанам.

Вот что пишет в своих воспоминаниях свидетель событий, происходивших во время войны в Полоцке и Полоцкой области:

«Насильственная вербовка крестьян в партизанские отряды в течение лета 1942 года стала обычным явлением. Успеху этого мероприятия в значительной степени способствовали сами немцы своим консерватизмом, примитивным формализмом и суровостью, которую они применяли без всякого смысла и разбора. По немецким правилам, крестьянам запрещалось без особого на то разрешения выходить за границы своих земель. Всякое исчезновение человека из деревни на один день считалось уже большим преступлением, почти доказательством связи с партизанами. Родственные связи с другими деревнями во внимание не принимались. Отсутствие документа с немецкой печатью, который свидетельствовал личность, тоже считалось доказательством принадлежности к партизанам, парашютистам или шпионам, не обращая внимания на то, что человека давно и хорошо знали все вокруг. „Бефель ист бефель“ (приказ есть приказ): не получил во время документы или потерял их — вини сам себя.