Михаил Пинчук - Советские партизаны. Мифы и реальность

Все это предельно упрощало задачу „советских“. Они насильно забирали крестьянина из деревни (пусть себе и при свидетелях: свидетелям немцы не верили, да и не было кому их допрашивать), немедленно уничтожали все его документы, потом отводили под конвоем в другой район. После этого с человеком все было кончено; он не мог больше вернуться на легальное положение и вынужден был — хотел того или нет — оставаться навсегда с партизанами. Худшую трагедию трудно себе представить.

А еще немцам ужасно нравилось жечь деревни. После этого отчаявшемуся человеку вообще не было чего терять. Разве это не самое надежное средство загонять крестьян в партизанские отряды?»… (Илынский, с. 227)

Именно перечисленными обстоятельствами обусловлено большое количество «цивильного» люда, группировавшегося вокруг партизанских отрядов, и служившего для последних рабочей силой, источником пополнения и т. д. По той же причине при проведении карательных операций среди убитых партизан оказывалось много безоружных граждан, в том числе женщин и детей. Как видим, «местные» шли в отряды по причинам, привнесенным извне.

К концу оккупации выявились еще две группы «партизанского резерва». Осознав поражение Третьего рейха, все чаще стали переходить на сторону партизан так называемые «коллаборационисты» — например, сотрудники вспомогательной полиции.

«Любопытно, что согласно итоговому донесению…, в рядах бригады сражалось 595 бывших полицейских (напомню — стандартная бригада обычно насчитывала до 1000 бойцов — М.П. ), которые после перехода к партизанам „активно боролись с немецко-фашистскими захватчиками“» (Соколов, с. 140).

Однако советская историография тщательно «обтекала» тот факт, что значительная часть «полицаев» в недавнем прошлом являлась военнослужащими Красной Армии. Сейчас в России модно ругать украинцев, не говоря уже о прибалтах и грузинах. Вот, мол, и Хатынь сожгли не немцы, а украинцы. Между тем, командовали бойцами 118-го украинского батальона «Shuma» бывшие офицеры РККА.

За «Дружиной» полковника Красной Армии Владимира Гиль-Родионова (состоявшей из бывших советских бойцов и командиров; сам Гиль был раньше начальником штаба 229-й стрелковой дивизии) до ее перехода на советскую сторону числился целый букет военных преступлений. Но стоило «родионовцам» перейти на сторону партизан, как они в советской историографии превратились в героев — белых и пушистых.

Необходимо учитывать и тот факт, что население дружно «поперло» в партизаны, когда распространился слух о том, что «Советы» после изгнания немцев будут мстить «оккупированным»:

«В январе 1944 года к немцам перебежал командир 1346-й разведроты 253-й стрелковой дивизии капитан Игорь Капор. До этого, в декабре 43-го, он был на переподготовке при разведотделе штаба Белорусского фронта, где и познакомился с приказом о том, какая судьба ждет население Белоруссии. Суть этого плана изложил в своей речи Островский (Радослав Островский, председатель Белорусской Центральной Рады; речь произносилась 11 февраля 1944 года перед жителями Баранович, эвакуировавшихся из восточных областей Белоруссии — М.П. ):

„Я приведу один тайный приказ НКВД, который говорит, что в занятых опять советскими войсками областях никто из населения не должен остаться на месте. Мужчины должны быть взяты в так называемые штрафные батальоны и брошены в бой, даже не переодетые, невооруженные и необученные, остальное население должно быть выселено за Урал (чем эти мероприятия отличаются от пресловутого плана „Ост“? — М.П. )…“.

По утверждению капитана Капора, дети-сироты, равно как и дети арестованных и направленных в штрафные батальоны, должны были помещаться в специальные детские дома НКВД, где их предстояло перевоспитать в большевистском духе. Все население оккупированных территорий заведомо было под подозрением, так как долгое время находилось под влиянием нацистской пропаганды.

Тайный приказ, о котором рассказывал Капор, до сих пор не обнаружен. Но действия советских войск на освобождаемых территориях были именно такими» (Соколов Б.В., с. 220–221).

Моральное состояние многих местных жителей в партизанских отрядах могут характеризовать слова из немецкого доклада от 31 июля 1942 года:

«Иначе обстоит дело с людьми, насильно уведенными партизанами в лес (…) Перебежчики показывают, что многие из них охотно положили бы оружие, если бы, с одной стороны не боялись, что их расстреляют политические комиссары, и с другой стороны, не опасаясь того же от немцев» (Там же, с. 183).

Проще говоря, среди партизан, числившихся в списках Центрального ШПД, Белорусского ШПД и прочих штабов наличествовала тьма случайных людей, жертв обстоятельств, скрывавшихся в лесах и на болотах от ужасов войны, отнюдь не идейных борцов с оккупантами.

Итак, местное население бежало в леса, чтобы спасти себя от ужасов войны, вовсе не из-за большого желания воевать с германцами. Ему и здесь была уготована роль «рабочей лошади»: когда Красная Армия погнала немцев с оккупированных земель, партизанский актив остался на местах руководить дальше, теперь уже мирной жизнью (кое-кто даже отправился в Москву на повышение). Зато «лошадок» отмобилизовали в поредевшие линейные части РККА и погнали на запад — на убой.

И это пока всё о «народном подъеме».

Отвечая на этот вопрос, И.Г. Старинов приводил следующие данные:

«Уже к осени 1941 года на оккупированную часть Ленинградской области было переброшено 18 тысяч партизан, в том числе 6 партизанских полков общей численностью до 8 тысяч человек. К зиме их осталось не более 4 тысяч.

На Украине к осени /1941 г. — М.П. / сохранилось 2 партизанских полка, 883 партизанских отряда и 1700 разведывательных и диверсионных групп общей численностью в 35 тысяч человек. К июню 1942 года осталось только 30 партизанских отрядов численностью 4043 человека (обратите внимание: 31 тысяча „партизан“ исчезла неведомо куда. — М.П. ) и только в апреле 1943 года численность украинских партизан достигла 15 тысяч, а в январе 1944 года (…) численность украинских партизан не превышала 48 тысяч человек…» (Соколов, с. 107).

К августу 1941 года на территории БССР — по официальным учетным данным — имелся 231 партизанский отряд общей численностью 12 тысяч человек (средний отряд — 52 человека).

«В конце лета и осенью засылка партизанских отрядов в тыл противника продолжалась, и до конца года было создано и направлено в Белоруссию 437 партизанских отрядов и групп, насчитывающих 7254 человека /обратите внимание: указанные формирования были заброшены на оккупированную территорию, т. е. никакие это не партизаны, а чекисты. — М.П/. На 1 января 1942 остался 61 отряд. Таким образом, к 1 января 1942 года уцелело на Украине менее 4 % партизанских отрядов, в Белоруссии менее 10 % отрядов и на оккупированной территории Ленинградской области около 25 %» (Соколов, с. 108).