Максим Калашников - Прорваться в будущее. От агонии – к рассвету!

Во-первых, это гипертрофия СМИ и новых институтов престижа, таких, как мода и реклама.

Во-вторых, это опредмечивание практически всех ценностей. Перевод все в денежную форму. Даже собственное «Я» превращается в некоторого рода вещь. И это противоположно тому, о чем говорят теоретики постиндустриализма с их идей «постматериальной мотивации». Приходит не «постматериальный человек» – идет овеществление самого человека, превращаемого в некую вешалку для аксессуаров, статусов, ролей и достигнутых жизненных целей. Сам успех превращается во что-то вроде упаковки или одежды.

В-третьих, человек не отвлекается от потребления, а все больше и больше его фетишизирует. Становится сверхпотребителем. Ускорение потребительской гонки в 90-е годы и в начале нового века вряд ли кто-то будет отрицать.

В-четвертых, наблюдается выделение некоего «избранного меньшинства», отделенного от остального общества потребления. Оно уже потребило все, что можно, и у него возникли более тонкие потребности, более утонченные цели и мотивы. Но этот выход за рамки массовой культуры и чувство превосходства над обычными людьми также говорят о том, что и означенное меньшинство живет в соответствии с неким суррогатом. И неважно, что он ориентирован не СМИ, не на широкую масскультуру, а на свой элитарный клуб. Просто сформировался свой набор «элитных суррогатов», которые по культурному типу и происхождению не отличаются от массовых фетишей. Образуются элитарные субкультуры. Но и массовая поп-культура также формируется по образцу субкультур!

В-пятых, общество аномии становится не просто субъектом глобализации, но также и основным ее посланием, ее «вирусом».

– Эти пять черт так называемого «постиндустриального общества» говорят о том, что последнее становится мифом-идеологией для очень тонкой транснациональной прослойки тех, кто живет в очень крупных городах на Западе, в Японии, в странах Третьего мира. Прослойка эта растет, но является ничем иным, как средой для формирования глобального рынка со стереотипными, смоделированными потребностями. Как выразился один из западных публицистов и аналитиков, это некая кибернация с коммуникаторами в карманах. Нация поверх всех наций. Они общаются, покупают и продают, но при этом смакуют то, что для них культурные различия перестали быть помехой. Они не осознают, что в реальности происходит клонирование одного и того же культурного типа: и в Бомбее, и в Вашингтоне, и в Токио мы фактически получаем одинаковых – на одно лицо – индивидов, – говорит Виталий Аверьянов.

По его мнению, постиндустриализм – лишь одна из самых агрессивных и продвинутых форм постмодернистской философии. Хотя таковая философия по сути своей довольно-таки размыта, бесформенна и состоит из целого спектра разных направлений, но здесь мы видим один из самых патетических вариантов постмодернистского миропонимания. С социальной апатией, с уходом людей в виртуальный мир.

Таким образом, мы имеем перед собой царство аномии: разложения, дегенерации. Русскому интеллектуальному сообществу стоило бы выработать набор ключевых понятий и концептов (в том числе – и антиконцептов), с тем, чтобы и употреблять их соответствующим образом. То есть, в кавычках или с добавлением «так называемый» впереди. «Так называемый постиндустриализм» – и так далее. Путь сей долог, но такую работу необходимо начинать. А главное – необходимо создать жизнеспособную альтернативу выморочному «постиндустриализму».

– Мир, по ряду объективных причин, становится все менее познаваемым. И я это чувствую на себе, ибо не очень понимаю тему обсуждения, – признался директор Института проблем глобализации, доктор экономических наук Михаил Делягин.

По его мнению, ответов сегодня быть не может. Не только потому, что в точке бифуркации мир изнутри непознаваем (это можно сделать лишь впоследствии), но и потому, что переход более глубок, чем мы думаем. Человечество впервые от изменения окружающего мира перешло к изменению самого себя. Вот главная отличительная черта нынешнего исторического перелома, и оценить последствия этого в полной мере мы пока не в состоянии. Мир становится непознаваемым, ибо количество обратных связей выходит за все мыслимые и немыслимые рамки. Ответ будем не в том, что мы думаем или говорим, а в том, что они (человечество) будут делать. Причем делать совершенно стихийно, неосознанно, во многом случайно.

– Главный вопрос сегодня – проблема архаизации. Отказ от идеалов – это детали, отказ от развития как такового – вот что главное! – убежден М. Делягин. – Это не философская вещь, а то, что мы видим. Принципиальный отказ не только от технологического развития, но и от социального.

Шутка «Все мы свободны, и у каждого – десять рабов» перестает быть шуткой не только в РФ. Формируется новый феодализм, но если он сформируется, то упадет ниже «старого» феодализма по двум причинам. Во-первых, системы жизнеобеспечения станут непосильно тяжелыми. Мы уже говорили, что в Америке не хватает инвестиций в инфраструктуру и инженеров. Классической можно считать историю с Новым Орлеаном. Двадцать лет специалисты объясняли, что дамбу размоет. Причем последние десять лет они говорили об этом вполне обоснованно. Но социальная значимость знания пала так низко, что это оказалось неважно. Дамбу смыло – и мы увидели, что это действительно было неважно, потому что погибли те, кто сейчас считается быдлом.

Однако разрушение систем жизнеобеспечения оставит крайне мало места нынешнему глобальному управляющему классу (новым кочевникам, нью-феодалам). С другой стороны, идет разрушение системы образования, превращение науки в инструмент поддержания образа жизни самих ученых. Их – как очень ценный для культуры слой – сегодня поддерживают так же, как во Франции, например, до 1980-х годов поддерживали крестьянство. О поиске истины в науке речи нет как минимум лет двадцать, с момента завершения Холодной войны. Нет больше стимула для поиска истины. Система образования вырождается в систему социального контроля. Поэтому не только мы, но и все остальные в мире не смогут иметь достаточно грамотных инженеров, чтобы поддержать унаследованные от Модерна огромные и сложные системы жизнеобеспечения.

Михаил Делягин, полемизируя с Георгием Малинецким, не переоценивает значения расшифровки геномов человека. Это не приведет к тому, что каждому будет с рождения предначертано: кем ему быть. Современные исследования показали, что выдающиеся спортсмены, полицейские и уголовные преступники имеют совершенно одинаковый набор генетически передаваемых черт. Это генетически – один и тот же тип!