Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц

Шуты при царском дворе были своего рода постоянным развлечением, без которого не обходилась ни одна торжественная церемония, ни одно гулянье, не говоря уж о повседневной жизни. Эта постоянная клоунада присутствовала во всех дворцах. Исключением из этого правила была только царица Елизавета Петровна, которая шутов терпеть не могла, при дворе их не держала, предпочитая маскарады с переодеванием и прочие балы. Она вообще не любила насмешек и грубых шуток, чего всегда требовалось от шутов. И даже высокообразованная Екатерина Великая имела шутов при дворе, правда, в несколько более изысканной форме. Лев Нарышкин, дворянин, любимый шут, развлекал государыню в последнюю ночь перед ее смертью, нарядившись в уличного торговца, у которого царица покупала вещи. И поскольку язвительный, остроумный и не лишенный актерского дарования Лев Нарышкин был во всеоружии своих шутовских чар, стараясь угодить, Екатерина смеялась до слез, что на ночь вообще-то вредно, под утро почувствовала жестокие колики и скончалась.

Так что начиная от домостроевских времен шуты были необходимым атрибутом царского двора. „Сам Петр I бывал всегда окружаем этими важными чинами. В извинение слабости, веку принадлежавшей, надобно, однако, сказать, что люди эти, большею частью дураки только по имени и наружности, бывали нередко полезнейшими членами государства, говоря в шутках сильным лицам, которым служили, истины смелые, развлекая их в минуты гнева, намекая в присказочках и побасенках о неправдах судей и нерадивых чиновниках“, — писал современник. Шуты обязаны были быть остроумными и обладать не только актерским талантом, но хорошо пародировать известных лиц.

П. В. Нащокин писал: „Потемкин, не любивший шутов, слыша много о затеях Ивана Степановича (шут при Екатерине II. — Э. В. ), побился об заклад с моим отцом, что Дурак его не рассмешит. Иван Степанович явился, Потемкин велел его привести под окошко и приказал себя смешить. Иван Степанович стал передразнивать Суворова, угождая тайной неприязни Потемкина, который расхохотался“.

Его любил Павел. Шутки его нравились государю. Однажды царь спросил его, что родится от булочника: „Булки, мука, крендели, сухари“, — отвечал Дурак. „А что родится от графа Кутайсова?“ — „Бритвы, мыло, ремни“. — „А что родится от меня?“ — „От тебя, государь, родятся бестолковые указы, кнуты, Сибирь“. Его схватили, посадили в кибитку и повезли в Сибирь“ [105] А. Пушкин. Т. 7. М. 1981 г., стр. 239. .

Шуты с честью должны были выходить из любой затруднительной ситуации, особенно если попадали в нее по своему собственному легкомыслию. Так, во время царствования Павла I шут Вакель неосторожно побился об заклад (причем ставка была очень высока), что на официальном приеме подойдет и дернет царя за косу. Можете себе вообразить, дорогие читатели, что ждало шута за такую дерзость, если его коллегу за дерзкие слова упекли в Сибирь? Спорщики, заключившие большое пари, были уверены в своем выигрыше. Но каково же было их изумление, когда на одном из парадных приемов на виду у всех Вакель растолкал придворных, подбежал к императору и дернул его сзади за косу. Император в гневе обернулся. Почтительно сняв шляпу и наклонившись, Вакель что-то шепнул императору, и, к удивлению наблюдавших спорщиков, тот не только не заключил наглеца в кандалы, но любезно пожал ему руку. Конечно, изумлению проигравших спорщиков не было предела.

А Вакель долго никому не рассказывал о тех магических словах, которые он шепнул императору: „Ваше величество, коса лежала криво и я дерзнул поправить, чтобы молодые офицеры не заметили“. — „Спасибо, братец“, — ответил царь» [106] М. Пыляев. «Замечательные чудаки и оригиналы». СПб. 1898 г., стр. 363. .

Да, цари шутов любили. Но для царицы Анны Иоанновны шуты были прямо идефикс какой-то. Их разыскивали по всей России, привозили во дворец, где они составляли особую касту в окружении императрицы с соответствующими правами, привилегиями и обязанностями. Обязанности, прямо скажем, были несложными, но очень даже непростыми: каждый день находить для царицы новые развлечения. Никого не критиковать, а токмо скоморошничать. Но дальше, кроме драк и умения тузить друг друга, их воображение не шло, тогда Анна Иоанновна приказывала им становиться к стене и одному из них бить всех по поджилкам, пока они не падали от боли на землю. Ну, конечно, во избежание подобных наказаний (кому же охота битым быть!), шуты старались вовсю, на худой конец просто садились в корзины и размахивали руками, кудахтая, изображая наседок, когда Анна Иоанновна мимо проходила, мрачно на них поглядывая.

При ее дворе шуты были выдумщики великие. Особенно когда хотели государыню потешить и для себя пользу извлечь. Раззадорившись, однажды один шут заявил, что утром на козе женится. Анна Иоанновна, услышав это, приказала тут же принести хорошенькую козочку, которую уложили с шутом в постель. На этом дело не кончилось. Хитрый шут живо смекнул, что тут можно хорошо поживиться, и на другой день он заявил, что его жена коза родила ему ребенка, а посему он просит всех дать «на зубок», кто сколько может, выставив для этого огромную кружку. Смеху конца не было, шутка имела у царицы огромный успех, а звонкие монеты дождем посыпались на счастливого «отца семейства».

Острое словцо шута, имевшее успех у великих государей Петра I и Екатерины Великой, у Анны Иоанновны не ценилось. Зато отличались шутовство и представления скоморохов и фокусников. Генерал-поручик П. Салтыков снискал особое расположение Анны Иоанновны тем, что хитро сплетал пальцы рук, делая из них разные фигуры, и искусно вращал в одну сторону правою рукою, а в другую — правою ногою. Еще одну странную склонность имела Анна Иоанновна: очень любила самолично замуж шутих за шутов выдавать. Запрет ее дядюшки Петра I, который в 1722 году издал такой вот указ: «Дуракам и дурам в брак не вступать, к наследству не допускать, у женатых не отымать», — был ей «до лампочки».

Из-за чего, скажем прямо, сыр-бор с Ледяным домом разгорелся: там женили шутиху Буженинову с шутом Голицыным.

А Екатерина Великая пишет в своих заметках: «В старину был при русском дворе такой обычай: вызвавший неудовольствие монарха вельможа должен был садиться на корточки в парадном зале дворца и в этой позе просиживать иногда по нескольку дней, то мяукая, как кошка, то кудахтая, как наседка, и подбирая с полу брошенные ему крошки». Не угодил — кудахтай! Так-то!

Была еще другая страсть царей к диковинкам — к ним принадлежали карлы. Их держали как живую редкость, своеобразную игру природы, возбуждающую острое любопытство. Карлики всегда являлись спутниками боярской и царской жизни, они были живыми куклами и наравне с шутами служили для потехи. Свиту царя или короля неизменно составляли шуты и карлики, и чем пышнее была эта свита, тем выше престиж монарха. Вспомним, что фаворитка Генриха IV, французского короля, имевшего на своем веку, по подсчетам скрупулезных биографов, пятьдесят шесть фавориток за двадцатишестилетнее правление, графиня де Грамон привлекла его внимание именно необыкновенно пышной свитой, в числе которой карлики и шуты перемешивались с высоченными маврами, обезьянками и разными диковинными зверушками.