Алексей Дмитриевский - Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Целый день после описанной ночи Михаил Иванович плакал и скорбел. Трогательное прощание с матерью, к которой он привязался всеми силами своей души, холодный поцелуй брата и сердечное «прости» родных не выходило из его головы. Теперь, чем дальше от него с каждым часом удалялись родные дорогие ему лица, тем они ему казались дороже и милее. Предчувствие как бы ему подсказывало, что он их уже не увидит больше в этой жизни, и слезы не высыхали на его глазах. От настоящего мысль летела в страну новую, ему неведомую, и невольно сердце его сжималось от страха за будущее, где, увы, он не встретит никого из тех, кто мил и дорог ему, с кем доселе он делил и горе и радости своей двадцатидевятилетней жизни. Быстро промелькнули в его голове воспоминания детства со всеми мелкими шалостями и проступками, его первые годы жизни на коммерческом поприще – во всем этом периоде мало интересного и достойного того, чтобы можно было остановиться мыслию с приятностью на каком-нибудь факте. Но вот его мысль перебирает в прошлом его вступление в общество, его успехи в нем, когда Михаил Иванович стал настоящим молодым человеком, ухаживания за барышнями-красавицами, и эти воспоминания волной нахлынули к нему, овладели всем его молодым существом, полным страсти и огня, и подняли в его душе целую бурю страстных пожеланий, от которых он никак не мог освободиться. «Тут, по несчастию, до того овладела мною страсть и помыслы блудные, – замечает в дневнике о. Макарий, – что я просто страдал. Кажется, все мои бывшие интриги [18] Здесь слово «интрига» нужно понимать не в дурном смысле, а в смысле простого ухаживанья, соединенного с любезностями и комплиментами. Иному толкованию мешает собственное признание о. Макария о соблюдении непорочности тела до пострижения в монахи и тот для всех очевидный и убедительный факт, что отец Макарий был иеромонахом и архимандритом афонского рукоположения, а на Афоне и доселе рукополагаются в иерархические степени только одни «девственники» или люди, соблюдшие свою телесную чистоту. См. ниже его письмо к родителям от 16 марта 1853 года. живо представились моему воображению». Овладели молодым человеком тоска и упадок духа настолько, что все усилия победить свои страсти не увенчались успехом. Чтение душеспасительных книг было бессильно против страстных помыслов, которые не только не покидали молодого человека, но росли с неимоверною силою и делали дальнейшую борьбу со страстностью почти невозможной. «В Ромнах до того возросла во мне страсть, что я, – пишет о. Макарий, – кажется, рад бы был удовлетворить, но Евграф заметил мое смущение и часто говорил дерзкие слова, говорил и от Священного Писания. Мне стало легче, но все не проходило».

На пути в Киев, который был первым главным пунктом остановки в его паломнической поездке, он не преминул заехать в Коренную пустынь [19] В Курске Михаил Иванович встретил афонского схимонаха Селевкия, находившегося в то время в России для сбора милостыни русскому Пантелеимоновскому монастырю на Афоне. О. Селевкий охотно согласился быть спутником М. И. и провожал его до Константинополя. См.: Рассказ святогорца схимонаха Селевкия о своей жизни и о его странствованиях по святым местам. СПб., 1860. С. 41. , чтобы помолиться Царице Небесной. В Киев Михаил Иванович прибыл 12 числа августа и остановился в лаврской гостинице, где, однако, по случаю предстоящего праздника, было такое большое стечение народа, что ему едва удалось найти комнату для приюта. Здесь же он встретился с 16 молодыми паломниками из Старого Оскола, несколькими днями раньше его прибывшими в Киев. Комнату для временного помещения нашел Михаилу Ивановичу екклесиарх Мелетий Антимонов.

Все церемониальные службы под праздник Успения в дневнике описываются обстоятельно и произвели на молодого паломника глубокое впечатление, но особенно умилительными показались ему два момента. «При церковной церемонии, многочисленности народа, ничего нет умилительнее, – пишет он о первом из них, – когда начинается 17 кафизма. Будто [бы] Сама Царица Небес снисходит с неба присутствовать с нами, грешными: тихо, тихо опускают святую икону и останавливается на средине царских врат». «Митрополита среди темноты провождали со свещами, – говорится там же о другом моменте. – Как умилительно в глухую полночь митрополит, при освещении свещь, шествует в свой покой после семичасового бдения!».

Прожил Михаил Иванович в Киеве до 24 числа августа, и за это время он успел сделать все, что необходимо было для благочестивого паломника: осмотрел все киевские святыни и помолился им, два раза приобщался Святых Таин, причем однажды «мерзкий и грешный он сподобился принять Их от рук митрополита Филарета, от которого потом получил и благословение на дорогу, исповедывался в Голосеве [20] Загородный небольшой монастырь, находящийся верстах в восьми от Киева, где летом проводят время киевские митрополиты. у схимонаха Парфения [21] Обстоятельная биография этого замечательного духовника и старца содержится в брошюре: Сказание о жизни и подвигах старца Киево-Печерской лавры иеросхимонаха Парфения. Киев, 1856. , «человека решительно живущего за гробом», который говорил Михаилу Ивановичу на прощание, что он «не останется на Афоне и вернется назад домой», и виделся с наместником лавры архимандритом Лаврентием, «ангелоподобным человеком», который благословил его образом Споручницы, дал несколько практических наставлений и снабдил его рекомендательным письмом в Иерусалим к иеромонаху Феофану [22] О. иеромонах Феофан состоял в то время в числе членов иерусалимской духовной миссии, а потом был епископом тамбовской епархии. Потом он проживал на покое в одном из монастырей этой епархии. .

1 сентября Михаил Иванович прибыл в Одессу, чтобы выхлопотать здесь заграничный паспорт и отсюда на пароходе ехать в Палестину. Но сверх ожидания ему пришлось прожить в этом городе гораздо дольше, чем он предполагал. Так как, по принятому правилу, в ту пору заграничный паспорт выхлопатывался для каждого отдельно из Петербурга, то сначала ушло много времени на эти хлопоты, а после оказалось, что спутнику Михаила Ивановича Евграфу разрешение на выезд не последовало, потому что в списке желающих выехать за границу имя его было пропущено. Ввиду сего Михаил Иванович с частной квартиры переехал на общую и устроился вместе с прочими 15 спутниками старооскольцами, направлявшимися на Афон.

После осмотра некоторых достопримечательностей города, как то: кафедрального собора, важнейших церквей и монастырей, а также «Панорамы и Музеума, где хранятся древности», странноприимного дома [23] Странноприимный дом был устроен близ сиротского приюта и освящен в 1850 году 15 октября, в присутствии Михаила Ивановича и его сотоварищей. , больницы от комитета нищих, кладбищ и т. п., молодые паломники начали вести образ жизни скромный и приличный тому званию, которое приняли они на себя добровольно. В воскресенье, среду и пятницу они неопустительно ходили ко всем церковным службам, а в остальные дни утром и вечером вычитывали обычные молитвы, по кафизме из Псалтири и по одному или по два акафиста. Весьма нередко путники накладывали на себя добровольный пост и приобщались Святых Таин. Совесть и помыслы каждого не составляли тайны для прочих, так как «клятвенно решились друг другу все открывать». Проступки против благоповедения наказывались поклонами.