Юсиф Джафаров - Гунны и Азербайджан

Придавая первостепенное значение наиболее важному в стратегическом отношении Дербентскому проходу, сасанидское правительство всеми силами стремилось сохранить за собой твердый контроль над ним, а со времени активизации на Северном Кавказе гуннов в еще большей степени усилило этот контроль. При Иездигерде II в проходе Чора началось наиболее интенсивное строительство оборонительных укреплений, начатых еще при первых Сасанидах и окончательно законченных при Хосрове Ануширване (531 - 579) возведением знаменитых Дербентских стен. Контроль над областью Чора и самим проходом, где постоянно находился сасанидский гарнизон, осуществлялся непосредственно из столицы Сасанидов - Ктесифона (ок. нын. Багдада) через персидского марзбана еще задолго до упразднения царской власти в Албании при Перозе, когда власть в стране целиком перешла в руки сасанидского наместника, появившегося в столице Албании - Партаве (нын. Барда) сразу после отречения Вачэ в 463 г. Закреплению политического господства в Закавказье Сасанидов в этот период еще больше способствовало ослабление на Северном Кавказе могущества гуннской группировки хайландур, а вскоре и ее распад, связанный с передвижением из-за Волги в район Прикаспийской низменности и давлением гораздо более сильной новой группировки кочевников - сабир. Относительная стабилизация внешнеполитического положения Сасанидов на кавказской границе позволила Перозу сосредоточить максимум усилий на востоке своей державы, где он предпринял ряд решительных мер в борьбе с усилившимся к этому времени объединением кидаритов.

Совершенно иное положение наблюдалось в контроле Сасанидов над Дарьяльским проходом, который не всегда и не долго находился в руках Ирана. Являясь наиболее уязвимым местом на кавказской границе сасанидского государства и одним из главных факторов в политическом давлении Ирана на Византию, этот проход и находящееся в нем укрепление (Иуроейпаах Приска) неоднократно были предметом субсидий византийского двора Ктесифону. По свидетельству Иешу Стилиса, Пероз часто получал золото от ромеев для охраны этого прохода с тем, чтобы воспрепятствовать опустошению и разорению гуннами как сасанидских владений в Закавказье, так и византийский в Армении и на Евфрате. Между тем трудности, связанные с содержанием в малодоступном пункте постоянного гарнизона, тем более за счет нерегулярных, как правило, финансовых поступлений из Константинополя, а также не менее эффективное стремление сначала алан, а затем и гуннов сохранить за собой контроль над этим проходом, который позволял им совершать вторжения и грабить владения обеих держав, вынудили сасанидский двор отказаться на некоторое время от притязаний на господство в этом проходе. По словам Прокопия Кесарийского, Дарьяльским проходом (Каспийские ворота Прокопия) уже в начале царствования императора Анастасия (491 - 518) владел гунн Амбазук. И лишь в результате длительной войны с сабирами шаху Каваду (484 - 531) около 508 г. удалось более или менее прочно закрепиться в Дарьяльском проходе, где с этого времени был размещен постоянный сасанидский гарнизон (см. главу III).

Таким образом, на наш взгляд, наиболее вероятным местом вторжения «северных народов» в рассказе албанского историка мог быть именно Дарьяльский проход. Последовательность событий этого нашествия не только не противоречит такому положению, но четко его подтверждает. Вспомним, что, согласно Каланкатуйскому, «царь росмосоков с полком Тобельским» сначала перешел Куру и лишь затем, оказавшись в гаваре Ути, расположился у г. Халхал (т. е. близ нынешней Акстафы). Действительно, наиболее короткий и удобный путь к этому месту ведет именно через Дарьяльское ущелье и переправу через Куру, а не через более отдаленный Дербентский проход. Согласно сообщению Приска, гунны вторглись в Иберию также через Дарьяльский проход, так как Дербентский в эта время находился в руках сасанидского гарнизона. Однако в этой связи сразу же возникает вопрос: как в таком случае устранить возникшее противоречие между сообщением Приска о вторжении в Иберию и указанием Каланкатуйского о нападении на Албанию и остановку у Халхала? Между тем оба сообщения вовсе не противоречат друг другу. С одной стороны, по словам Елишэ и самого Каланкатуйского, зимняя резиденция албанских царей г. Халхал находился вблизи границы с Иберией, а албанский историк сообщает, что после разделения войска кочевников у Халхала одна их часть вторглась именно в Иберию. С другой стороны, Приск свидетельствует о нападении гуннов на армянские селения, а Каланкатуйский говорит о нашествии второй части войска на Армению. Таким образом, и в том и в другом случае последовательность событий не нарушается, несмотря на отсутствие в сообщении Приска недостающего звена в общей цепи событий - вторжения в Албанию. Между тем последнее обстоятельство также не противоречит дополнению Каланкатуйским сведения о нашествии третьей части войска на Албанию и легко увязывается с данными Приска. Видимо, здесь речь идет об одном и том же исходном районе, где сосредоточились основные силы кочевников во время вторжения и до момента их разделения на три части, и расположенном вблизи границ Иберии, Армении и Албании. Этим наиболее вероятным пунктом представлятся крепость, известная под названием Хунан (груз. Хунани, арм. Хунаракерт, местоположение которой точно определяется по «Географии Грузии» Вахушти Багратиона. Он локализует ее у места слияния р. Кдии (ныне Храми) с Курой, ниже так называемого «сломанного моста» или «места бывшего моста» (Нахидури хиди), на правом берегу Куры. Этот пункт действительно расположен как вблизи исторического Халхала на территории албанской провинции Ути, так и на границе между Иберией, Албанией и Арменией. Еще одним подтверждением данного обстоятельства может служить несомненная идентичность упомянутого в грузинской географии «сломанного моста» у крепости Хунан и «разрушенного моста» в рассказе Каланкатуйского.

Таким образом, вполне возможно, что выпавший из сообщения Приска факт вторжения гуннов и в Албанию, мог явиться либо результатом неосведомленности византийского историка в тонкостях географии трех закавказских государств, либо неточностью или неполным объемом полученной им информации.

В связи с нашествием «северных племен» в рассказе Моисея Каланкатуйсксго особый интерес представляют собой наименования кочевников, переданные албанским историком. К. В. Тревер усматривает в «росмосоках» и «тобелах» какие-то неизвестные «новые» племена, обитавшие в степных районах Северного Кавказа (указ. соч., с. 227), Между тем М. И. Артамонов справедливо отмечает, что эти наименования попали в текст Каланкатуйского как традиционные названия «северных варваров», известных из Библии (Гог, Магог, Рош, Мешех, Тобел). По мнению М. И. Артамонова, под библейскими наименованиями скрываются подлинные имена кочевников, которыми, судя по хронологии, могли быть интересующие нас хайландуры (указ. соч., с. 72, прим. 15). Эта точка зрения как нельзя кстати отвечает основной задаче исследуемого нами вопроса. Итак, из приведенных Приском этнических наименований трех племен, сарагуры еще только один раз упоминаются в источниках. Они названы в сирийской хронике Захарии Ритора среди племен, обитавших за Кавказским хребтом. Несколько раз встречается в источниках второе племя Приска - огуры. Они также названы в перечне племен Захарии Ритора. А краткое замечание Менандра Протектора, об огурах в связи с возвращением в Константинополь в 568 г. византийского посла Земарха, находившегося в ставке тюркского кагана Истеми на Алтае, позволяет локализовать это племя к западу от Волги. Больше всего сведений в источниках сохранилось о третьем племени Приска - оногурах. Последние хорошо известны сразу трем авторам VI в.: византийскому историку Агафию, латинскому автору Иордану, сирийцу Захарии Ритору. Их упоминает Феофилакт Симокатта, писавший в начале VII в. Анонимный автор Равеннской космографии (VII в.) знает страну Оногорию, расположенную к востоку от Меотиды (Азовское море). Именно здесь византийские хронисты IX в. Феофан и Никифор помещают «древнюю Великую Булгарию», страну, расположенную около Меотиды до реки Куфис (Кубань) и населенную племенем «унногундур - булгар». По сообщению византийского императора Константина Порфирородного (X в.), вошедшего в историю больше как историка и литератора, чем царствующая особа, булгары в конце правления императора Константина Погоната (668 - 685), в 679 г. перешли Дунай во главе с ханом Аспарухом (основателем будущего Болгарского царства). Тогда стало известно их имя, пишет Константин, «ибо прежде их; называли оногундурами». На основании всех этих данных исследователи пришли к выводу, что хунугуры (Иордан), унагуры (Захария Ритор), уннугуры (Симокатта), унно - гундуры (Феофан, Никифор), оногундуры (Константин Порфирородный) - видоизменения этнического имени одного» и того же булгарского племени - оногур, впервые упоминаемого в тексте Приска. Более того, из прямых указаний источников следует, что вытесненные сабирами в 60-х гг. V в. оногуры заняли области восточного побережья Азовского моря до Кубани, где в VII в. Равеннскому Анониму стала известна страна, носящая их имя - Оногория. Это-же самое булгарское племя зафиксировано и в армянских источниках: у Мовсеса Хоренаци в форме «влнудр - булгар», а в Армянской географии в форме «онолхондор - булгар». Отсюда получается, что несмотря на различные видоизменения, этническое имя булгарского племени оногур прослеживается в источниках на греческом, латинском, сирийском, армянском языках с V по X в. Именно это самое племя фигурирует и в тексте Елишэ в форме «хайландур». Это одно единственное отождествление дает нам возможность ответить на многие вопросы, заданные в начале нашей главы. Отыскать хайландур оказалось действительно не так-то легко. Но зато с их помощью мы сейчас имеем возможность восстановить логически цельную, взаимосвязанную картину хода исторических событий на Кавказе в первой половине V в., которую до сих пор еще не удавалось воссоздать.