Василий Васильев - И дух наш молод

Только что приняты решения, на долгие годы определяющие судьбы партии, государства. Преодолена реальная опасность раскола внутри партии, отвоевано единство. Из тяжелых испытаний партия вышла еще более сплоченной. Дорогой ценой завоевана победа, и отблеск ее падает на лица людей, собравшихся вокруг Ильича.

Посмотрите еще раз на снимок.

Рядом с Ильичом - молодой красноармеец в островерхом буденновском шлеме. На груди - два ордена Красного Знамени. Рука на перевязи. Голова и шея забинтованы. А глаза и все лицо юноши так и светятся улыбкой, гордой радостью - рядом Ильич.

Фоторепортер Л. Я. Леонидов впоследствии рассказывал:

- Через шесть минут (после телефонного звонка: "Приезжайте снимать") я был в Кремле, на лестнице здания ВЦИК. Вижу: среди людей в шинелях стоит Владимир Ильич и ласково заглядывает в лицо какому-то молодому бойцу, сплошь перевязанному бинтами. Первое, что подумал: раны недавние. Откуда он?

Мне лично хорошо известен юный герой, замеченный Лениным среди других участников подавления кронштадтского мятежа. На снимке он - рядовой боец-доброволец. Три года спустя мы встретились с ним в одной аудитории Академии Генштаба РККА (впоследствии - Академии имени М. В. Фрунзе).

Рафаил Павлович Хмельницкий - а это был он - стал, по рекомендации К. Е. Ворошилова, слушателем академии за год до моего приезда и считался уже старожилом. Он помог мне освоиться на новом месте, устроить неотложные личные дела.

Мы довольно часто встречались с 1924 по 1927 год. Встречались и по партийным делам, в парткоме, на собраниях, конференциях. На втором году учебы я был избран секретарем объединенного парткома четырех академий (Академии имени М. В. Фрунзе, Высших академических курсов, Хозяйственной академии имени Плеханова и Восточного факультета).

Вспоминали мы не раз кронштадтский лед, мартовский день в Кремле, фотографирование.

- Я, - рассказывал Хмельницкий, - стоял с краю собравшейся группы. Хотелось встать поближе к Ленину, но разве пробьешься с подвязанной рукой? Свежие бинты, очевидно, бросились в глаза Владимиру Ильичу. Спросил у Климента Ефремовича: "Кто это стоит раненый?" - "Мой секретарь, Хмельницкий", - ответил Ворошилов.

Владимир Ильич подошел ко мне. Бережно, чтобы не потревожить руку, обнял за правое плечо, поинтересовался, сколько мне лет, когда вступил в партию, где воевал. Где и при каких обстоятельствах ранило. Спросил: страшно ли было наступать.

- Я, - продолжал Хмельницкий, - сказал, что по-настоящему, Владимир Ильич, страшно было перед началом движения по льду Маркизовой лужи. Вряд ли кто наступал в таких условиях, когда перед тобой гладкое ледяное поле, где ни зарыться, ни залечь. Сказал, что все мы понимали: обратного пути нет. Мы думали только о победе. Ильич улыбнулся: "Правильно думали". Как-то по-домашнему, по-отцовски потрогал ордена Красного Знамени. Направляясь на прежнее место, пригласил встать рядом.

Самой дорогой наградой запомнились моему боевому другу, однокашнику-фрунзевцу, ленинская ласка, внимание.

Много лет спустя, кажется в 1952-м, мы снова встретились в Москве, в фойе Большого театра. И снова было что вспомнить двум боевым генералам, участникам Великой Отечественной войны. На фронте генерал-лейтенант Хмельницкий командовал дивизией, корпусом. Его имя неоднократно называлось в победных приказах Главнокомандующего. Внешне он здорово изменился.

Раздался в плечах, располнел. Донимали ранения, болезни. Но заговорили, вспомнили - и глаза его вспыхнули молодым огнем, загорелись радостью. Снова на мгновение он стал тем, прежним, юным красноармейцем, каким увидел и запечатлел его фотограф.

Два снимка передо мною, двумя датами отмеченные: 4 апреля 1917 и 22 марта 1921 года.

Между ними - незабываемые весна и лето 1917 года, дни Октября, встречи и беседы с Лениным, его уроки, станция Дно, взятие Симбирска и Казани - бои, события, люди. А затем годы, порой равные десятилетиям, сорок четыре года в армейском строю. После академии - Среднеазиатский военный округ. Боевые операции против басмачей. С полком и приданными отрядами я принимал участие в ликвидации банд Ибрагим-Бека, Курджуры, за что награжден орденом Красного Знамени Узбекской ССР.

Потом был Афганистан, где я на посту военного атташе сменил Виталия Примакова - легендарного комкора Червонного казачества. Бои за Днепр под Корсунь-Шевченковским, Карпаты, освобождение Чехословакии.

Всюду, куда забрасывала меня судьба кадрового военного и долг коммуниста, я носил в сердце своем память о встречах с Ильичем. Так было в дни радости и в горькие, особо трудные для меня годы.

Ленин... Когда становилось совсем невмоготу, одно это имя согревало, вновь будило надежду, веру в торжество нашего справедливого дела, в чистоту знамени революции.

И теперь, когда я смотрю на снимок, на знакомые лица, до мельчайших подробностей восстанавливаются далекие дни в Кремле. Вижу улыбку Ильича, слышу его голос.

Ленин... Каждая встреча с ним как бы всего перепахивала, на долгие годы давала заряд энергии, оптимизма, нестареющей молодости.

Именно этого мне хочется пожелать на прощание и тебе, дорогой читатель.

Никогда не стареть душой, по-ленински сохранять юную прямоту, смелость, жизнерадостность. Работать - без брака, дружить - без расчета, любить - без измены, преодолевать свои недостатки - без сожалений. Бороться за свои убеждения, за дело нашей партии, дело Ленина - не страшась ничего, до последнего вздоха.

Примечания

{1} Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 98.

{2} В "Военке" и в ЦК меня, с легкой руки Мехоношина, все звали Гренадером. На одном из совещаний он сказал: "А мы пошлем нашего Гренадера Васильева: ведь он сам служил в Гренадерском полку". На самом деле я в этом полку никогда не служил, но слово не воробей: вылетит - не поймаешь. Кличка приросла ко мне намертво. Даже В. И. Невский в своих воспоминаниях называет меня "молодым солдатиком Гренадерского полка".

Была в ту пору у меня еще одна кличка: Кудлатый. Кудрявым ошибочно называл меня В. П. Шуняков, рассказывая о нашей группе по охране ЦК и В. И. Ленина. (См.: Ленин - вождь Октября. Воспоминания петроградских рабочих. Л., 1956, с. 192.

{3} Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине. М., 1959, с. 78-79. Очерк "В. И. Ленин в России" написан в 1924 году, опубликован в 1925 году. Снимок "4 апреля. В. И. Ленин выступает в Таврическом дворце" стал известен уже после смерти В. Д. Бонч-Бруевича (умер в 1955 году).

{4} Обо всем этом я узнал много лет спустя. По роду своей службы и по другим не зависящим от меня обстоятельствам я долгие годы не имел никаких сведений о своих родных. Все мои послевоенные запросы оставались без ответа. В апреле 1971 года я выступал в Ульяновске по местному телевидению. Возвратился в Киев и получил письмо. "Пишет Вам племянница Наташа, дочь Вашего умершего брата Михаила. Мама увидела Вас на экране, узнала, заплакала. "Это же наш, - говорит, - Вася, брат твоего отца. Мы Василия давно считали погибшим". В конверте - старое фото из семейного альбома: я в кожанке, с наганом, и надпись: "Дорогому брату Михаилу на добрую память. С коммунистическим приветом командир Второго Петроградско-Нарвского полка Василий Васильев. Декабрь 1919 года, г. Омск". Так я узнал о судьбе Васильевской династии.