Василий Васильев - И дух наш молод

Незабываемые минуты...

И еще несколько слов в заключение этой главы.

На одной из встреч с молодежью меня как-то спросили:

- А правда ли, что в дни Октября погибло всего шесть человек восставших?

- Правда, - сказал я, - шесть да еще сотни тысяч и еще двадцать миллионов... Наша революция - действительно самая бескровная, самая гуманная за всю историю человечества, но на ее знамени кровь не только героев штурма Зимнего, а и тех, кто сражался на баррикадах Пресни, брал Перекоп. Кровь героев октябрьских боев в Москве, и киевских пролетариев - арсенальцев, и многих тысяч бойцов, павших за власть Советов, и Ленина кровь - на чистом знамени революции.

Под этим знаменем в годы Великой Отечественной войны стояли насмерть, шли в бой защитники Киева и Москвы, Одессы и Тулы, Севастополя и Волгограда.

И умирали за революцию.

Революция жива, как жив и бессмертен ее вождь - Ленин.

Об этом очень хорошо сказал почти полвека тому назад Бернард Шоу.

- Вы не должны думать, - говорил он в речи, произнесенной в киностудии "Союзкино" в Ленинграде, - что значение Ленина - дело прошлого, потому что Ленин умер. Мы должны думать о будущем, а значение Ленина для будущего таково, что если опыт, который Ленин предпринял, - опыт социализма - не удастся, то современная цивилизация погибнет, как уже много цивилизаций погибло в прошлом...

Если другие последуют методам Ленина, то перед нами откроется новая эра, и нам не будут грозить крушение и гибель, для нас начнется новая история, история, о которой мы теперь не можем даже составить себе какого -либо представления. Если будущее с Лениным, то мы все можем этому радоваться; если же мир пойдет старой тропой, то мне придется с грустью покинуть эту землю{157}.

Тут ни убавить, ни прибавить.

Революция, Ленин для Бернарда Шоу, для всех нас - не вчерашний, а сегодняшний, завтрашний день человечества.

Разве не подтверждается это всем тем, что с тех пор происходило и происходит в мире?

Уроки Ильича

Вечерние курсы в Смольном. Разбор письма. Матрос Богун. В смольненской столовой. Народная милиция или регулярная армия? Рождается название. Быть или не быть? Условия одной задачи. Интересный вопрос. "Не надо бояться человека с ружьем..." Совещание "на равных".

С 15 ноября (по старому стилю) 1917 года по март 1918 года я учился на курсах агитаторов - организаторов совдепов и отрядов Красной гвардии при ЦК партии в Смольном.

Курсы были вечерними. Днем мы выполняли свои обязанности (я тогда был командиром 2-го отряда Красной гвардии и работал уполномоченным 1-го отдела Петроградской чрезвычайной комиссии), а в 16.00 мы собирались в одной из классных комнат Смольного, иногда - в Малом зале.

Среди слушателей - партийные и советские работники, чекисты, организаторы и командиры отрядов Красной гвардии. Всего нас было человек 60. Моим близким товарищем вскоре стал Леонид Николаевич Старк, член партии с 1905 года. Сын царского адмирала, активный участник всех трех революций, он неоднократно сидел в тюрьмах, отбывал ссылку, познал эмиграцию. После гражданской войны партия направила Старка на дипломатическую работу. И встретились мы с ним после долгого перерыва в Кабуле, куда Л. Н. Старк прибыл послом, а я - военным атташе. Хотя после Афганистана мы виделись редко, но поддерживали добрые отношения до самой его смерти.

Вместе с нами учились и другие товарищи, оставившие заметный след в истории революции, молодой Страны Советов. Такие, как А. Артузов заместитель Ф. Дзержинского, один из первых руководителей советской контрразведки, хорошо известный по операции "Трест" и захвату Б. Савинкова. Член Петросовета С. Корчагин, заместитель наркома по военным делам К. Мехоношин, В. Волокушин - в годы гражданской войны комиссар полка, бригады. А заведовал курсами работник аппарата ЦК А. Смирнов. Среди преподавателей В. И. Ленин, Я. М. Свердлов, Ф. Э. Дзержинский, Н. И. Подвойский, Н. Б. Крыленко и А. М. Коллонтай.

Помню, с каким нетерпением мы ожидали первую лекцию В. И. Ленина. Состоялась она 14 или 15 декабря 1917 года в Малом зале Смольного.

Легкой, стремительной походкой Владимир Ильич подошел к столу, поздоровался с нами, положил на стол папку, вынул из нее несколько листиков бумаги, внимательно просмотрел и сказал:

- Товарищи, я получил замечательное письмо от одного учителя Вологодской губернии. Давайте на сегодняшнем занятии займемся им, обсудим. Но сначала необходимо это письмо прочитать. Нет возражений против такого порядка?

Мы дружно ответили:

- Нет!

Владимир Ильич, выступая, обычно говорил очень быстро, но письмо стал читать неторопливо, пункт за пунктом, останавливаясь на отдельных местах, как бы давая нам время поразмыслить.

Письмо действительно оказалось интересным и сразу! овладело нашим вниманием. Учитель-большевик писал об организации Советской власти на селе, о борьбе с кулачеством, о том, как активисты объединяют вокруг себя бедноту и батраков.

Письмо заканчивалось так: "Дорогой Владимир Ильич, если Вам трудно в борьбе с буржуазией, со всякого рода контрреволюцией, напишите нам. Мы пошлем отборную сотню красногвардейцев, даже на своих конях".

Порядок обсуждения был такой. Брался конкретный вопрос из письма, выступало 5-6 человек; каждый излагал свое мнение. Затем переходили к следующему вопросу, и все повторялось. Владимир Ильич обычно высказывался последним. У каждого выступающего он спрашивал фамилию, откуда родом, с какого завода, из какой части, губернии.

Письмо вологодца обсуждалось при активнейшем участии всех слушателей. Время пролетело незаметно. Владимир Ильич положил письмо в папку: "На этом мы наше занятие заканчиваем".

Мы чуть ли не хором закричали: "А лекция?" Ильич, несколько озадаченный нашим вопросом, улыбнулся: "Я думаю, такая форма занятий полезней лекции". И это действительно было так. Такие занятия, когда по одному и тому же вопросу излагались разные точки зрения, когда истина не навязывалась, а как бы рождалась в споре, все чаще, с легкой руки Владимира Ильича, стали практиковаться на курсах.

На следующее занятие Ильич снова принес какое-то письмо и жалобу - тоже из провинции. Мы опять занялись обсуждением. На этот раз всех поразило то, что Ильич почти каждого из нас называл по фамилии и даже кто откуда. За одно занятие почти всех запомнить! А ведь среди курсантов было не больше 8-10 человек, которых он знал раньше.

Моим соседом оказался Петр Богун - матрос 2-го гвардейского экипажа этакий великан двухметрового роста. Когда Владимир Ильич обращался то к одному, то к другому курсанту, Богун тихо пробасил: "Меня не вызовет, мою фамилию не запомнит". И тут Ильич обращается прямо к нему:

- А какие, товарищ Богун, настроения у вас, во втором экипаже, и как вообще смотрят балтийцы на этот вопрос?