Владлен Логинов - Владимир Ленин. На грани возможного

Вывод Ленина зафиксирован в протоколе: «Политическая обстановка таким образом готова. Надо говорить о технической стороне. В этом все дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха». Его конкретное предложение: «Областным съездом и предложением из Минска надо воспользоваться для начала решительных действий».

Запись прений предельно кратка. Упоминается выступление Ломова, информировавшего о позиции Московского областного бюро и МК. Приводятся фрагменты выступления Урицкого, который сказал, что «мы слабы не только в технической части, но и во всех других сторонах нашей работы. Мы выносили массу резолюций. Действий решительных никаких… Но во всяком случае, – заявил он, – если держать курс на восстание, то нужно действительно что-либо делать в этом направлении. Надо решиться на действия определенные». После этих выступлений, видимо, все и началось…

«На этом заседании ЦК, – вспоминал Ломов, – вопрос о восстании был подвергнут горячей дискуссии. Ленин, Свердлов, Сталин, Троцкий и мы, москвичи, решительно настаивали на резкой линии на восстание. Каменев и Зиновьев как-то неловко и слабо аргументировали в пользу необходимости всяческой оттяжки конфликта, доказывая нам утопизм, преждевременность вооруженного восстания, предрекая нашу изоляцию и т. д.»

В протоколе не упоминается о каких-либо речах Каменева и Зиновьева, хотя, как писал Троцкий, «заседание 10-го почти целиком свелось к страстной полемике с Зиновьевым и Каменевым». Вряд ли это были развернутые содоклады. Скорее – вопросы, реплики, замечания, возражения, поправки. Не случайно, позднее, отвечая этим двум оппонентам и группируя их вопросы, Ленин в сердцах вспомнил изречение: «один дурак может вдесятеро больше задать вопросов, чем десять мудрецов способны разрешить».

Кстати, против Каменева и Зиновьева выступали как раз десять членов ЦК. «Наступление вел Ленин, – пишет Троцкий, – остальные втягивались один за другим». Но речей и реплик этих «других» тоже нет в протоколе. «Прения носили очень страстный характер», – утверждает Троцкий. Причем даже среди сторонников Ленина вдруг возникали сомнения. «Возражения сводились к тому, что вооруженное восстание может дать победу, а потом что?..» Но никаких следов этих споров в протоколе нет. Нет в нем и записи обсуждения двух вопросов, указанных в повестке дня: «Областной съезд» и «Вывод войск». Хотя их вполне могли обговорить в ходе прений по тому же докладу Ленина о текущем моменте.

Судя по всему, не столь уж профессиональная по части протоколирования Варвара Яковлева, втянутая к тому же в разговор по существу спора, просто не успевала фиксировать ход дискуссии между опытными полемистами. И может быть, уже зная о состоянии записи, Каменев и Зиновьев подали на следующий день в ЦК «краткое резюме произнесенных нами на заседании речей» и попросили приобщить его к протоколу. Так что содержание дискуссии хорошо известно и о ней речь пойдет ниже.

В полночь раздался решительный стук в дверь комнаты, в которой шло заседание. Все всполошились… Юнкера?? А когда дверь открыли, на пороге действительно стоял юнкер… с самоваром в вытянутых руках. Это был брат Галины Константиновны – большевик Юрий Флаксерман, юнкер Петергофской школы прапорщиков.

Нарезали бутербродов с колбасой. Стали пить чай. И прения продолжились. «Каменев и Зиновьев, – отмечает Ломов, – сопротивляются как-то безнадежно, неудачно и в конце концов вяло умолкают». Последним выступил Свердлов, рассказавший «о том, что ему известно о положении дел во всей России». Понимая, что большинство поддержит Ленина, Зиновьев попытался блокировать принятие решения, заявив, что такие вопросы «не решаются десятью человеками» и необходимо опросить партию. Но его предложение отвергли.

На листке ученической тетрадки в клетку Ленин тут же карандашом написал проект резолюции: «…Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей, минчан и т. д.)». За резолюцию проголосовало 10 членов ЦК. Против – двое: Каменев и Зиновьев [1019].

Данная резолюция и столь определенный итог голосования по существу исчерпывали тот конфликт, который дал Ленину повод для заявления 29 сентября о выходе из ЦК. Для большинства цекистов это, видимо, и было главным. И возможно поэтому – дабы не придавать конфликту большей огласки – собирали не широкое совещание, а лишь заседание членов ЦК.

Так или иначе, исчерпание конфликта закрепили решением. «Тов. Дзержинский предлагает, – фиксируется в подлинной секретарской записи, – создать для политического руководства на ближайшее время Политическое бюро из членов ЦК. После обмена мнениями предложение принимается. Политическое бюро создается из 7 чел. (редакция + двое + Бубнов)». При просмотре этой записи Свердлов зачеркнул указанный текст и вместо него написал: «Затем ставится вопрос о создании Политического бюро ЦК. Решено образовать бюро из 7 чел.: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников, Бубнов».

Таким образом формулировка Дзержинского о создании Политбюро «для политического руководства на ближайшее время» – опускается, а список – расшифровывается: «редакция» – это Сталин, Сокольников, Каменев, Зиновьев; «+ двое» – это Ленин и Троцкий; и «+ Бубнов», как важное в тот момент связующее звено с ПК.

«Заседание закончилось поздней ночью, – пишет Троцкий. – Все себя чувствовали примерно так, как после перенесенной хирургической операции». Расходились уже на рассвете, а часть членов ЦК осталась ночевать у Суханова [1020].

Настроение было сложным. Главное – решение о восстании – было принято. Но утвержденный состав Политбюро был, безусловно, компромиссным. Стремясь избежать разрыва, члены ЦК решили таким способом подсластить пилюлю, которую Каменеву и Зиновьеву пришлось проглотить при голосовании. Полагали, что дальнейшая совместная работа поможет преодолеть разногласия. Однако очень скоро выяснилось, что включение двух противников восстания в такой орган делало его непригодным именно «для политического руководства на ближайшее время».

При всех толкованиях значения данного партийного центра, сам факт его создания никем не оспаривался. Но в 1994 году историк Наталья Викторовна Мушиц опубликовала фотографию машинописной копии резолюции ЦК от 10 октября, извлеченной из архива Сталина в РГАСПИ.

На этой копии рукой Сталина (к тексту о «мире империалистов») были вставлены в скобках два слова: «сепаратного» и «со стороны». А под резолюцией, как подстраничное примечание, им же написано: «Слова, поставленные в скобках, видимо, пропущены в тексте по недосмотру». И тут же, внизу, Сталин добавляет: «Образовать для политического руководства восстанием бюро в составе Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Сталина, Сокольникова и Бубнова».