А. Фурсов - De Aenigmate / О Тайне

…главная цель Англии состоит в том, чтобы отбить наступление Германии на Океанскую Империю на Атлантическом океане, как было отбито ( руками Японии — А.Ф .) наступление России на Тихом ».

Германский вопрос стал вопросом сохранения британской гегемонии — наряду с русским вопросом. И, как совершенно верно заметил А.Е. Вандам, решить этот вопрос путём схватки флотов двух стран на Северном море было невозможно. Требовалась «общеевропейская война». Но как организовать такую войну? Где запалить бикфордов шнур? И Вандам — ещё до её начала — отвечает: на Балканах сложилась взрывоопасная ситуация, и Великобритания, « пользуясь огромным влиянием на Балканах и в известных сферах Австрии… будет стремиться к тому, чтобы сделать из этих событий завязку общеевропейской войны, которая, ещё больше, чей в начале прошлого столетия опустошив и обессилив континент, явилась бы выгодной для одной Англии ». Впрочем, как выяснилось впоследствии, британцы сработали на другого, заокеанского, англосакса, который тоже был заинтересован в общеевропейской войне, чтобы сокрушить империи, включая Британскую.

Общеевропейская война, успешная для британцев, возможна, писал далее Вандам лишь « при непременном участии России и при том условии, если последняя возложит на себя, по меньшей мере, три четверти всей тяжести войны на суше ». И ными словами, решающую роль в англо-германской борьбе должна была сыграть Россия, причём на стороне Англии, а не Германии. Почему?

Начать с того, что кроме британско-германских, существовали русско-германские противоречия, прежде всего экономические; Россия была нужна Германии как источник сырья и рынок сбыта; наконец, как пространство. Но дело не только в них.

Если Великобритания опасалась Германии, то Германию всё больше охватывал страх перед Россией. 7 июля 1914 г. канцлер Бетман-Гольвег писал: « Будущее за Россией, она растёт и растёт и надвигается на нас как кошмар ». Немецкая правительственная комиссия, посетившая Россию во время столыпинских реформ, пришла к выводу: после их окончания, через десяток лет война с Россией будет непосильна, а ещё через десяток лет по промышленному и демографическому потенциалу Россия обойдёт крупнейшие европейские державы вместе взятые.

Я полагаю, что это завышенная и слишком оптимистичная оценка как сама по себе, так и по абстрагированию экономики и демографии от социальной и политической структур. Последние в России начала XX в. имели не так много шансов (а с учётом международной ситуации совсем мало) эволюционно выдержать тот «экономический прогресс», усиление которого предсказывали в Европе. Хрупкая социальная структура с трудом выдерживала экономический «прогресс» с его диспропорциями. Однако в любом случае в Германии нарастал страх перед Россией. Там в начале 1910-х гг. понимали: если воевать с Россией, то сейчас, ибо с каждым годом Россия становится сильнее, и через 5-10 лет с этим колоссом не поспоришь. (Подчёркиваю, это вовсе не означало неизбежности немецкого нападения на Россию.)

Те, кто считает, что Россию и Германию в 1914 г. стравили, правы. Однако не надо забывать, что между странами, где правили «Вилли» и «Ники», существовали экономические и (опосредованно) политические противоречия — иначе стравить не получилось бы. Другое дело, что эти противоречия не были фатальными, они были намного менее острыми, чем англо-германские и франко-германские, но их можно было использовать, особенно с учётом вовлеченности России и главного союзника Германии — Австро-Венгрии в балканские дела. Уверен: даже если бы Россия и Германия оказались в союзе, рано или поздно между ними развернулась бы борьба, как это произошло в 1941 г. после почти двух лет «дружбы». Континентальной и транс(гипер)континентальной, каковой была Россия, державам договориться практически невозможно, мечта Хаусхофера о «континентальном блоке» — увы — едва ли осуществима. По крайней мере, до сегодняшнего дня. И всё же, повторю вместе с британским историком А.Дж. П. Тэйлором: противоречия между Великобританией и Германией были намного более острыми, чем русско-немецкие. Россия не была гегемоном капсистемы, на трон которого претендовала Германия, а Великобритания была. Россия не была претендентом на роль гегемона капсистемы, а Германия была. При таком раскладе с какой стати России поддерживать гадившую ей весь XIX век «англичанку» — своего главного врага? Стать простая, называется — «экономика».

Некоторые экономические противоречия с Германией, возникшие в 1890-е гг., заставили Россию пойти на политическое и экономическое сближение с Францией, чей финансовый капитал пошёл в Россию. (Другой вопрос, кто заставил Францию пойти на сближение с Россией — об этом ниже.) В результате к 1914 г. Россия оказалась экономически, а следовательно и внешнеполитически пристёгнута и к Франции, тесно связанной с Великобританией, и к этой последней, т. е. с «экономикополитическим концерном Антантой» (А. Богданов), возникла жёсткая экономическая зависимость от противников Германии. Об активности и силе позиций в российской верхушке британской агентуры влияния я уже не говорю.

К 1914 г. иностранному капиталу (главным образом, французскому, бельгийскому и британскому) принадлежало почти 100 % нефтяной промышленности, 90 % добычи полезных ископаемых, 50 % химической промышленности, 40 % металлургической и около 30 % — текстильной. В начале XX в. Россия имела самую крупную внешнюю задолженность.

Всё это сводило на нет бьеркский германско-русский оборонительный союз 1905 г., а тесная связь Германии с Австро-Венгрией практически не оставляла ему никаких шансов. По логике своего положения в капсистеме Россия оказывалась в лагере противников Германии, именно ей они отводили главную «военно-смертельную» роль, намного превышавшую её мобилизационные возможности (результат — февраль 1917 г., бездарный Керенский и « юный октябрь впереди »). Причём явные, открытые противники Германии были тайными противниками России и стремились к её уничтожению в ходе войны в не меньшей степени, чем Второго рейха.

О том, что в союзе с Францией и особенно Великобританией Россия совершает грубую, фатальную ошибку, царя предупреждали. Так, в феврале 1914 г. в «Записке» П.Н. Дурново предупреждал Николая II, во-первых, о том, что России ни в коем случае нельзя ввязываться в европейскую войну; во-вторых, что она выбрала не тех союзников. Дурново подчёркивал, что нельзя сближаться с Великобританией — страной, являющейся главным противником России на мировой арене; что у нас нет столь острых противоречий с Германией, которые гнали бы Россию на войну с ней. По сути Дурново выступал с позиций необходимости создания континентального блока против англосаксов. Это, по его мнению, позволило бы избежать войны и участия в ней России.