А. Фурсов - De Aenigmate / О Тайне

«Священная загадка», а вслед за ней «Код да Винчи» и одноименный фильм предлагают нам такую версию деятельности «Приората Сиона», согласно которой это — одно из проявлений Ордена Мёртвой Головы, т. е. именно «семитского креационистского полюса» и своеобразного восстановления иудейской мессианской линии как восстановления одной из раннехристианских версий — эбионитской, смысл которой в соединении христианской веры и иудейских обрядов. Несмотря на противоречие такой — эбионитской — версии как историческому христианству (Церковь есть Новый Израиль), так и историческому иудаизму с его категорическим неприятием самой личности Иисуса Христа, такая версия, как ни странно, может найти опору в некоторых иудейских кругах более «либерального» толка, рассматривающих как приобщение «гоев» («народов», «язычников») к монотеистической креационистской традиции.

В этом смысле «Сионский Приорат» можно действительно в каком-то смысле рассматривать как одно из проявлений сионизма, хотя и весьма неортодоксальное. В этом смысле к нему могла бы быть «пристёгнута» значительная часть современных российских «христианских деятелей» от А. Меня до А. Малера, что, конечно, было бы огромной натяжкой. Но всё это только в том случае, если «Приорат» — действительно то, о чём говорят М. Байджент с соавторами. Однако более поздние исследования показывают, что сам по себе «Приорат Сиона» (если он действительно всё-таки существует) — это не совсем то или даже совсем не то, о чём говорится в книге «Священная загадка» и, тем более, в «Коде да Винчи» и подобных уже просто коммерческих подделках. Об этом, впрочем, заговорили уже сами М. Байджент, Р. Ли и Г. Линкольн в следующей книге — «Мессианское наследие», усомнившись (или сделав вид, что усомнившись) в самом существовании «Приората». «Некоторые тайные общества, — пишут они, — порой вообще не обладают никакой реальной силой, за исключением той, которая им приписывается, но эта сила, основанная на вере, придаёт им вполне конкретное могущество. В начале XIX в. такие деятели, как Шарль Нодье, бывший, как считается, великим магистром Приората (Братства) Сиона, и Филиппо Буонаротти, выдающийся конспиратор, которым восхищались такие люди, как Бакунин, постоянно сочиняли и распространяли информацию о целом ряде вымышленных тайных обществ. Эта информация звучала настолько убедительно, что совершенно невиновные люди с ужасом замечали, что их преследуют по подозрению в том, что они якобы являются членами таинственных организаций, которых на самом деле не существует. Столкнувшись с такими преследованиями, их жертвы в качестве меры самозащиты невольно начинали создавать уже реальные тайные общества, представлявшие собой практически точную копию вымышленных. Так миф формирует реальность» [253].

При этом авторы готовы и сам «Приорат» рассматривать как такую мифореальность : «Насколько мы в наших исследованиях можем судить о "Приорате", мы вынуждены признать, что столкнулись с организацией, которая, полностью сознавая, что она делает, и проводя продуманную и расчётливую политику, актуализирует и использует архетипы, умело манипулируя ими. Она не только пользуется знакомыми и традиционными архетипами — спрятанные сокровища, погибший царь, святость кровной династической линии, могущественный секрет, передаваемый из поколения в поколение на протяжении многих веков. Она вполне осознанно использует себя саму в качестве архетипа. Более того, она стремится управлять общественным мнением, чтобы побудить его воспринимать её именно в качестве архетипа тайного общества» [254].

Прежде всего, можем ли мы столь однозначно отождествлять «Приорат» с «Мёртвой Головой» (и, тем более, «иудейским полюсом»)? Тем более что и сам А.Г. Дугин говорит о нём как о «стоящем на франко-монархических и иудеофильских позициях одновременно» [255]. То есть сочетает в себе и манифестационизм, и креационизм. Причём что первенствует — сказать трудно: идея «божественного потомства» — чисто манифестационистская, в известном смысле — «языческая». Более поздние расследования других авторов подтверждают такие сомнения. Если, конечно, речь идёт о том «Приорате», который связывают с именем одного из главных персонажей книги М. Байджента и др. — Пьера Плантара (или Пьера Плантара де Сен-Клера, как он именовал себя сам), которого изображают основным на сегодня «меровингским наследником». Некоторые черты биографии Пьера Плантара вызывают значительные сомнения в его «иудеохристианской» ориентации. Молодой археолог исполнял одно время должность ризничего в парижской церкви Сен-Луи д’Антен (вскоре он будто бы перестаёт быть «практикующим католиком»), В декабре 1940 г. он пишет письмо маршалу Петэну с просьбой защитить Францию от «ужасного жидомасонского заговора», который неминуемо закончится «кровавой бойней и во Франции, и во всём мире», и о том, что возглавляет группу из примерно сотни молодых людей, на которых маршал всегда может рассчитывать [256]. Так или иначе, Пьер Плантар действительно, по сути, жил и работал, прикрываемый правительством Виши от гитлеровцев, при этом сотрудничая и с Сопротивлением. В 1959–1960 гг. во время алжирского кризиса генерал де Голль, формально отвергавший «вишистов», обратился за помощью именно к нему — Пьер Плантар писал воззвания Комитетов общественного спасения. Внимательные и тщательные исследователи истории Сионского Приората (или истории с Сионским Приоратом) Линн Пикнет и Клайв Принс (к сожалению, интонации их оценок всегда чрезмерно — случайно ли? — политкорректно откорректированы), пишут в связи с этим: «Его (Плантара. — В.К.) неприкрытый антисемитизм плохо согласуется с позднейшими уверениями Приората Сиона о том, что он имеет некоторое отдаленное отношение к дому царя Давида, и уж тем более к претензиям Плантара на роль потомка Иисуса!» [257].

Были такие «претензии» или же они также плод неких умозаключений М. Байджента, Р. Ли и Г. Линкольна — уже иной, хотя и весьма важный, вопрос.

Так или иначе, «Журнал Сопротивления» (подзаголовок), издававшийся Пьером Плантаром в Вишистской республике ( sic !) под названием Vaincre («Победить» или «Завоевание», как иногда переводят) как орган возглавлявшейся им же организации «Альфа-галаты», выступавшей за Объединенную Европу против как США, так и СССР, от «авраамических» тенденций был крайне далёк. Он пропагандировал друидизм, рыцарство, идеалы европейской аристократии, одновременно, по уверениям самого Плантара, уже в 1950-е гг., вместе с зашифрованной информацией от де Голля к бойцам Сопротивления. «Альфа-галаты» находились в связи с так называемым Крейсауским кружком, объединявшим высокопоставленную в III Рейхе старую германскую аристократию (многие члены кружка входили прежде в круг знаменитого поэта Стефана Георге), скрытно и даже открыто оппозиционную Гитлеру и НСДАП, включая выдающегося дипломата графа Г.-А. фон Мольтке и полковника графа К. фон Штауфенберга, ставшего затем руководителем покушения на Гитлера. Конечно, проблематика «Живого Сердца» (условно) рассматривалась «Альфа-галатами» в очень «скользком», «неоспиритуалистическом» ключе Эры Водолея — вослед одноименной книге известного астролога атлантолога Поля Лекура (1871–1954). Однако тенденции были налицо. Так, участник группы профессор Морис де Мошарвилль писал для Vaincre статьи, в которых утверждал, что когда христианство стёрло с лица земли кельтов, их традицию сохранили монахи-цистерианцы. Разумеется, это «атлантическая» версия «Нью-Эйдж» (в отличие от русских Рериха и Блаватской), но в любом случае отождествлять даже «Нью-Эйдж», и даже «атланто-кельтизм» с библейским креационизмом и «иудеохристианством» крайне проблематично. Более того, как пишут исследователи, «принадлежа к правому крылу, "Завоевание" было при этом изданием антикапиталистическим: в первом номере "Пьер де Франс" (псевдоним П. Плантара. — В.К.) писал, что альфа-галаты видели будущее страны как "сотрудничество и гармонию людей, объединённых истинным социализмом и навсегда оставившем в прошлом раздоры, порождённые капиталистическими интересами"» [258]. А это уже прямо — полюс «Живого Сердца» (по А. Дугину)! — причём, конечно, в его современной, социалистической (или социал-монархической», «социал-аристократической») версии, в духе тех разновидностей социализма, которые рьяно критиковал Маркс. При этом, «как и многие организации того времени, "Завоевание" в основном интересовалось будущим Франции, которое в любом случае означало независимость страны, неважно, каким образом она будет достигнута — победой союзников или воссоединением с европейскими странами, где доминировали фашисты» [259]. А в 1960-е и 1970-е гг. о «Приорате» ходили слухи и несколько иного порядка но тоже, так или иначе, связывавшие его вовсе не с «атлантическим» (и «креационистским») Западом. Так называемые «Секретные досье» «Приората», содержащие родословные Меровингов, — об этих досье М. Байджент, Р. Ли и Г. Линкольн много писали уже в «Священной загадке» — были изданы под псевдонимом «Анри де Лобино» в 1964 г. В свою очередь некий Лионель Буррус в 1966 г. опубликовал статью, в которой утверждал, что под псевдонимом «Анри де Лобино» скрывался австрийский дипломат Лео Р. Шидлов. Лионель Буррус погиб в автокатастрофе в сентябре 1966 г., а Лео Шидлов при неизвестных обстоятельствах умер в Вене в октябре того же года. При этом Буррус защищает Шидлова от нападок католических кругов, обвинявших его в том, что он был «настроен просоветски, принадлежал к масонским кругам и готовил почву для восстановления монархии во Франции» [260]. Также и некто С. Ру, полемизировавший с Л. Буррусом (высказывалось предположение, что под псевдонимом «С. Ру» выступал консервативный, пролефевристски настроенный аббат Жорж де Нант), высказывал предположение о том, что незадолго до своей смерти Л. Шидлов «подготавливал Австрию к будущему франко-русскому соглашению». Это соглашение должно было совпасть с созданием предпосылок для возвращения во Францию монархии во главе с предполагаемым «потомком Меровингов» (непонятно, о ком вообще здесь может идти речь). При этом, по утверждениям С. Ру, «возвращение потомка Меровингов к власти во Франции означало бы создание народного государства, дружественного Советскому Союзу» [261].