Лев Колодный - Хождение в Москву

Кран приподнял антенну выше, и только сейчас настает время развернуть ее по часовой стрелке и опустить так, чтобы круглое основание стало на края ствола. Руки монтажников касаются наконец стальной оболочки, помогая крану под извечное понукание: «Раз-два! Взяли! Еще раз!» Я тоже, забыв про блокнот, схватился за круглый край, опустившийся над головами… Голоса звучат как в трубе. Суживается просвет между стволом башни и венцом, что вот-вот навсегда украсит вершину. Еще одно усилие…

– Майна на зубочек! – не командует, а просит Колесник. – Майна на волосинку!

Вот когда пригодилось словечко Щипакина, который изнывает от нетерпения внизу на 385-й отметке.

Мне рассказали позднее, что он от радости заплакал. Я его слез не видел, будучи на самом верху. Не видел в тот день и главного конструктора Николая Васильевича Никитина, он тяжело болел. Ему обо всем сообщали по телефону.

Слышу последние удары монтажного молота.

Грохот.

Хохот.

Ура!

Все. Тяжесть легла на плечи башни. 32 тысячи тонн бетона и железа уложены. Высота достигнута. Сварщики прильнули к зазорам, делают последний шов. Они сожалели, что не захватили серебряного рубля. Кто свободен, спешит вниз, чтобы радоваться на земле. Вдруг все смолкают и смотрят ввысь. Какой-то монтажник поднимается по реям к самому флагштоку, не дождавшись приказа. Флаг освобожден. Налетает ветер и подхватывает стяг. Все видят красное полотнище и размахивающего каской счастливого монтажника.

Смотрю на часы: 18.30. Так, в половине седьмого 27 апреля 1967 года над Москвой стал реять флаг, водруженный на самом высоком сооружении в мире.

...Когда попадаешь в ствол Останкинской башни, не чувствуешь ни ее высоты, ни ее размеров. С точки зрения тех, кто несет в ней вахту, она – многоэтажный дом, где всегда много работы – днем и ночью, в праздники и в будни. Это большой производственный корпус. Отличие его от других только в том, что стоит он на земле вертикально: в нем сорок четыре этажа, больше, чем в любом здании Москвы.

Никто в Москве не сталкивался прежде со столь высоким строением из металла и железобетона. Их свойства хорошо известны, и, по расчетам главного конструктора Николая Васильевича Никитина, башня выстоит при любом урагане. Когда шла стройка, было решено начать исследования, чтобы знать, как поведут себя конструкции на практике. Главный конструктор разработал программу наблюдений за башней.

По этому плану с момента, как в эфир из Останкина полетели первые сигналы, начались непрерывные наблюдения службы, которой доверена сохранность уникального объекта. Название у нее обыкновенное – служба эксплуатации. Занята она делом, являющимся изысканием, рассчитанным на много лет.

Здесь собирают по крупицам наблюдения, стремясь понять общую картину поведения конструкции, выяснить, какие напряжения и деформации испытывает она. Службу интересует, как данные наблюдений совпадают с расчетами. Зная это, можно прогнозировать надежность и долговечность.

Дозоры совершают наружные осмотры бетонного и стального стволов. Каждый день фиксируется воздействие температуры, ветра, солнца. Геодезисты выверяют вертикальность направляющих лифтов – рельс, по которым движутся быстроходные подъемники.

Дважды в месяц на башне проводятся особые комплексные исследования. Ведутся они беспрерывно – сутки, двадцать четыре часа. Почему сутки?

Железобетонные конструкции испытывают большие напряжения от солнца. Над Москвой еще оно восходит, а в Останкино его давно ждут. У подножия ствола лучи отражаются в оптической трубе астрономического прибора. Прильнув к его окуляру, вижу почти в пятидесятикратном увеличении верхушку ствола, где развевается флаг, и башню, ощетинившуюся антеннами. Этим прибором проверяется вертикальность ствола.

На башню нацелен электронный оптический комплекс. На высоких бетонных столбах-основаниях укреплены приборы геодезической регистрационной системы, сконструированной под руководством профессора Сергея Елисеева специально для радиопередающей станции в Останкино.

В крыше павильона открываются иллюминаторы. В них, словно в рамке, видна башня. В разрывах туч, обнимающих ствол, смотрю, как вспыхивает яркая ртутная лампа, подвешенная на полукилометровой высоте. Она отражается в зеркале стекол и призм крохотной светящейся точкой. Малейшие ее колебания улавливаются и регистрируются. Один прибор измеряет движение по горизонтальной оси координат, другой – по вертикальной оси. Так составляется точный график перемещения точки ствола в пространстве. Когда однажды над Москвой пронесся ураган со скоростью ветра 35 метров в секунду, вершина башни прочертила в небе сложную траекторию. Ее крайние точки на графике напоминают созвездие Большой Медведицы.

Ураган такой силы бывает раз в сто лет, поэтому на память о нем составлен акт, удостоверяющий, что 21 апреля 1971 года в момент наблюдения амплитуда колебаний достигла максимальной величины – 3,5 метра. Это соответствует расчетным данным.

Конструктор башни Николай Васильевич Никитин в свойственной ему иронической манере говорил мне, что башня будет стоять на земле, пока не надоест людям.

– Она простоит пятьсот лет и больше, – утверждают наблюдатели.

Результаты всех наблюдений заносятся в журналы «Измерение амплитуды колебаний» и «Результаты геодезических измерений». Наблюдатели уверены, что заполненные цифрами и графиками страницы журналов заинтересуют инженеров XXI века. Здесь отражены точные сведения о поведении бетона и стали на больших высотах и при самых сильных нагрузках, собран опыт эксплуатации сверхвысотных сооружений.

С того момента, как восходит солнце, приборы измеряют процессы в самом стволе, регистрируют температуру в его толще по периметру и по высоте оболочки. Такие измерения проводятся в 300 точках бетонного исполина! Приборы отмечают сжатие и расширение бетона.

– Башня дышит, – говорят здесь. – Дыхание ее меняется от смены погоды, от смены времен года.

Исследования на башне ведут многие московские институты, цель у них одна – сохранить на века уникальное сооружение XX века. Провода сотен датчиков и термопар, обвивающие тело башни, сходятся внутри ствола в комнатах службы наблюдения. Много датчиков там, где ствол переходит в конус: тут конструкция принимает особенно большую нагрузку. Для суточных измерений выбирают дни с неустойчивой погодой, что дает возможность получить наиболее интересные результаты. При резкой смене температуры наружный слой бетона остывает и нагревается гораздо быстрее, чем внутренний. Это вызывает сжатие или расширение бетона. Оно достигает порой 70—80 микрон. Более учащенно башня дышит осенью, когда погода резко меняется и тепло внезапно сменяется холодом.