Лев Колодный - Хождение в Москву

За колоннадами торговали сукном, парчой, шелками, золотом и серебром, кожами. Был и музыкальный магазин Павла Ленгольда, куда часто заходил всем известный в Москве гитарист Михаил Высотский, умерший в один год с Пушкиным. Сын крепостного приказчика вырос в барских комнатах с детьми известного в свое время эпического поэта Михаила Хераскова, автора «Россияды». В честь Хераскова его крестника и любимца назвали Михаилом. На семиструнной гитаре он виртуозно исполнял фуги Баха, пьесы Моцарта, русские народные песни и свои сочинения. Его приглашали играть в лучшие дома. И к нему в дом стремились знаменитые современники, оставившие о гениальном артисте воспоминания в прозе и стихах.

Это признание Михаила Лермонтова, как пишут, бравшего уроки игры на гитаре у Высотского. Ему поэт преподнес после одного из концертов стихотворение «Звуки». Учился у гитариста и Егор Маковский, музыкант, художник-любитель, чей дом был открыт для писателей, артистов и художников. В истории русского искусства он известен тем, что три его сына – Константин, Николай и Владимир – стали признанными живописцами, а также тем, что по его инициативе в доме на Ильинке, 14 собирался кружок любителей рисования с натуры. К делу своему они относились серьезно, класс напоминал храм искусства, украшенный картинами, античными статуями. Эту атмосферу нарушала «анатомическая фигура без кожи», по ней учились рисовать человека. Кружок 1 июня 1833 года получил статус Московского художественного класса. Его директорами стали опальный генерал Михаил Орлов, историк и библиофил Александр Чертков, собравший «Чертковскую библиотеку», адъютант генерал-губернатора Скарятин, избавивший энтузиастов от внимания полиции, принявшей было вечерние собрания любителей искусства за политические посиделки. Класс, преобразованный позднее в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, три года собирался в Китай-городе.

Но этот художественный эпизод не меняет общей картины царившего в нем «торжища». Ильинка оставалась центром торговли и коммерции. На своем пути они смели еще одну церковь – Дмитрия Солунского, стоявшую на углу улицы и Рыбного переулка. За тридцать лет до отмены крепостного права здесь появился Биржевой зал, а площадь перед ним стали с тех пор называть Биржевой.

«Но вот и биржа – Московская биржа, почти младшая из всех существующих в торговых городах Европы и поэтому уступающая им в обширности и даже, может быть, в великолепии здания; но едва ли не равная со многими из них значительноcтью своих оборотов», – писал в «Московских рынках» публицист Иван Кокорев о Биржевом зале, еще не превратившемся в храм Меркурия с портиком и колоннадой. Ей, по его словам, недоставало ажиотажа, больших спекуляций акциями, шумной хлопотливости и «вавилонского столпотворения». Но и тогда здесь десятки и сотни тысяч рублей переходили из рук в руки, и «главные капиталисты управляли почти всей внутренней торговлей России».

С описания Ильинки и Биржевой площади начал роман в пяти книгах «Китай-город» Петр Боборыкин, писатель и непревзойденный знаток старой Москвы. «Улица и площадь смотрели веселой ярмаркой. Во всех направлениях тянулись возы, дроги, целые обозы. Между ними извивались извозчичьи пролетки, изредка проезжала карета… На перекрестках выходили беспрестанные остановки. Кучера, извозчики, ломовые кричали и ходко ругались. Городовой что-то такое жужжал и махал рукой». Как видим, Ильинка познала «беспрестанные остановки», то есть пробки, еще во второй половине ХIХ века.

Ильинка стала символом преуспеяния и купеческой чести. Улица не раз поминается в монологах купцов– героев пьес Александра Островского. «Разница-то велика: по морозу в каком-нибудь срам-пальто прыгать да кулаки подувать или в шубе с седым бобровым воротником по Ильинке проехаться», – философствует удачливый Ераст в «Сердце не камень». А Самсон Силыч Большов у порога долговой тюрьмы страшится, что его проведут по Ильинке: «А вы подумайте, каково мне теперь в яму-то идти. Что ж мне, зажмуриться, что ли? Мне Ильинка-то теперь за сто верст покажется…»

Одних разорившихся купцов вели по улице в долговую «яму», другие позволяли себе, прежде чем засесть в амбаре, «пролететь Ильинкой в Успенский собор на тысячных рысаках», о чем вспоминал в «Московской старине» певец и литератор Петр Богатырев, еще один бытописатель Китай-города и купеческой Москвы конца ХIХ века.

Тогда архитектурные декорации в четвертый раз начали стремительно меняться. Классицизм и ампир ушли в прошлое. Не стало ни классической Москвы Матвея Казакова, ни ампирной Москвы Осипа Бове. Даже такие огромные здания, как Верхние и Средние торговые ряды, не устояли под напором нового времени и укоренившейся привычки ломать старое или менять фасады, как вышедшее из моды платье. Один за другим множились здания в «русском стиле» без колоннад и портиков. Ильинка стала первой наращивать этажи и масштабы зданий.

Сначала церковь Ильи Пророка на бывшем Новгородском подворье в 1865 году затерли новыми Теплыми рядами. До этого лавки со времен Ивана III не отапливались. «А там, дальше, виднелся кусок “теплых” рядов. Лестница с аркой, переходы, мостики, широкие окна манили покупателей прохладой летом, убежищем от дождя и теплом в трескучие морозы», – описывал эти ряды автор «Китай-города».

Рядом Троицкое подворье на Ильинке, 5 времен Екатерины II надстроили тремя этажами с угловой башней. В результате появилось в 1876 году сохранившееся до наших дней пятиэтажное здание, самое высокое тогда в Москве. Вместо старого трактира в нем открылся «Новотроицкий трактир», роскошный ресторан. Он не удостоился чести быть помянутым в «Москве и москвичах» Владимира Гиляровского. Но о нем говорят в «Бешеных деньгах» Александра Островского. И не только в пьесе. «Надо сказать о достопримечательности этой улицы – “Новотроицком трактире”, фигурировавшем во многих русских романах. Там московское богатое купечество на славу кормило и поило своих покупателей, происходили “вспрыски” вновь затеянных торговых миллионных дел. В “Новотроицкий трактир” считалось необходимым свести всякого “видного” иностранца, впервые прибывшего в Москву», – писал Петр Богатырев в «Московской старине».

Роскошные трактиры и огромные торговые ряды делали погоду на Ильинке, влиявшую на климат всей Москвы и всей России…

Не знавший казенных заведений Китай-город заполнили после революции государственные советские учреждения. Лучшие здания заняли народные комиссариаты СССР и РСФСР. (После войны Сталин переименовал их в министерства.) В Верхних торговых рядах делил хлеб Наркомат продовольствия. Он занял самое большое сооружение конца XIX века. Соседние Средние торговые ряды оккупировал Наркомат по военным и морским делам. Их построил Роман Клейн в том же «русском стиле», в каком Андрей Померанцев представил белокаменные Верхние ряды на Красной площади.