Жан Флори - Алиенора Аквитанская. Непокорная королева

Однако нельзя лишать внимательного исследования те тексты, которые выносят персонажу пристрастный приговор — бесспорно, тенденциозный и тем не менее крайне для нас важный, поскольку в нем отражено представление о королеве, сложившееся в умах ее современников. Возможно, на такие произведения уже успела повлиять легенда, но все же не стоит отбрасывать их в сторону, не имея на то серьезных критических оснований, — в противном случае можно впасть в субъективизм и лишиться тех самых источников, на которых базируются наши знания об истории.

Искажение образа Алиеноры вызвано не только пристрастным отношением к королеве ее современников — оно возникает также вследствие восприятия этого образа историками. В самом деле, ни один из исследователей не беспристрастен. То, что историки извлекают о королеве из документов, зависит от их собственных устремлений, от менталитета и идеологии, подпитывающей их мысли, а также, не в обиду будет сказано, от модных тенденций, которые порой управляют ими. Подобные факторы приводят к появлению у историка собственного метода «прочтения истории», который вызывает интерес и облегчает подход к изучению образа, но все же способствует его искажению. Это ясно видно на примере Алиеноры.

Древнейший из этих методов — скорее всего, «нравоучительное прочтение», крайне популярное в те времена, когда бытовало мнение о том, что судьбы народов зависят от образа действий, поведения и даже альковных секретов их правителей. Для историков, придерживавшихся такой точки зрения, поведение Алиеноры в силу многих причин было шокирующим, поскольку в ней видели прежде всего «свободную» (с пренебрежительным оттенком) женщину, игривую, фривольную южанку, «страстную и мстительную, как и все женщины Юга», и даже «утонченную обольстительницу, жаждущую любовных похождений» [8] Лабанд (Labande, E. R., op. cit ., p. 181 et p. 209) приводит отменные примеры таких шаблонов, чьи авторы повторяют друг друга почти дословно, не прибегая к критической проверке. , которая, осмелившись поступиться правилами приличия и целомудрия, обманула своего мужа и вышла замуж за другого, после чего отдалилась от второго супруга и возненавидела его настолько, что даже восстановила против него собственных детей. Такого прочтения придерживались с середины XIII века древнейшие историки, попавшие под воздействие хрониста Матвея Парижского, который утверждал, что Алиенора, помимо других своих прелюбодеяний, была влюблена в некоего сарацина. В последующих источниках этот сарацин чудесным образом превратился в Саладина. В своих «Аквитанских анналах», увидевших свет в 1525 г., Жан Буше уделяет особое внимание слабостям женской натуры Алиеноры: влюбленная в султана, королева становится игрушкой в руках своего дяди Раймунда, после чего в Божанси она получает развод. Безутешная Алиенора убита горем: развод сразил ее, на долгое время лишив ее способности говорить; наконец, она клянется себе, что никогда более она не окажется во власти мужчины; тем не менее, положение беззащитной женщины, в каком она оказалась, вынуждает ее принять покровительство Генриха Плантагенета [9] Bouchet, J., Les Annales d’Aquitaine, Poitiers, 1557 (1re éd. 1525), f 78 à 81. . Несмотря на похвальные усилия Исаака де Ларрея, который, желая хоть в чем-то оправдать Алиенору, порой опровергает Матвея Парижского и Жана Буше [10] Larrey, Isaac de, Histoire d’Eleanor de Guyenne, duchesse d’Aquitaine, Londres, 1788 (1re éd. 1691), в частности p. 71–76, 386–389 и 405–409. , репутация легкомысленной и фривольной женщины, закрепившаяся за королевой, продолжает жить по сей день.

В XIX в., в викторианском, чрезмерно стыдливом и лицемерном обществе, пропитанном идеями о господстве мужчин, придерживались того же мнения: многие историки видели в Алиеноре «слабое создание», игрушку собственного либидо, женщину, безуспешно пытавшуюся выйти за рамки своей женской роли. Так, Жан-Франсуа Мишо упрекает королеву в легкомыслии, побуждавшем ее вмешиваться в политическую тактику и стратегию в ходе крестового похода, и подчеркивает гибельные последствия ее поступков [11] Michaud, J. F., Histoire des croisades, Paris, 1812–1822, vol. II, p. 165–176. . Того же мнения придерживается и Агнесса Стрикленд, считающая королеву Алиенору сумасбродной, кокетливой и обольстительной женщиной, которая совершенно напрасно смешивала любовь и политику; это была воинственная, но неопытная в плане тактики амазонка, ответственная вместе со своими прислужницами за провал крестового похода и смерть многих рыцарей [12] Strickland, A., Lives of the Queens of England, from the Norman Conquest, vol. I, Londres, 1841, p. 294–303. . Наконец, великий Мишле видит в этой «гордой и необузданной Алиеноре» не только прототип женщины, освобожденной «Ренессансом XII века» и куртуазной культурой, но и «настоящую Мелюзину, сотканную из противоречий, мать и дочь дьявольского рода» [13] Michelet, J., Le Moyen Âge, Paris, 1869, p. 285 sq., et p. 313. . Еще в 1933 г. Шарль Пти-Дютайи говорит о «юной королеве Алиеноре, веселой и чувственной», а Жозеф Кальмет дает не слишком лестную для этой «авантюрной южанки» характеристику: «Кокетливая, капризная и чувственная, Алиенора — настоящая язычница», чей развод в политическом плане оказался «гибельным» [14] Petit-Dutaillis, Ch., La Monarchie féodal en France et en Angleterre, X e −XIII e s., Paris, 1933; в данном случае я ссылаюсь на издание 1971 г., p. 98. Calmette, J., Le Monde féodal, Paris, 1934; здесь я пользуюсь изданием Ch. Higounet, Paris, 1951, p. 307. .

Понемногу потрет Алиеноры начинает приобретать политический колорит. «Националистическое прочтение», господствующее вплоть до середины XX века, ставит во главу угла политический аспект проблемы — таким образом, главной темой в истории Алиеноры, просмотренной сквозь призму идеологии, становится политическое и географическое единство Франции. Угол зрения в этом случае был смещен с королей на нацию, которой они должны служить. Неумолимый ход истории, который привел к образованию объединенной Франции, включившей в себя и северные, и южные земли в пределах естественных границ, сначала был ускорен — благодаря браку Алиеноры, «подарившей Франции Аквитанию», — а затем замедлен из-за легкомыслия этой «игривой южанки», неудовлетворенной своим супругом, «суровым и благочестивым северянином». Некоторые историки даже упрекают Людовика в том, что он не сумел во имя государственных интересов закрыть глаза на похождения своей супруги и не допустить развода, имевшего роковые последствия для национальных интересов. Мишле, например, упрекает Алиенору за то, что ее поведение и решение расторгнуть брак с Людовиком нанесло непоправимый удар по целостности Франции; именно из-за нее, подчеркивает он, «юг Франции вновь оказался изолированным от севера» [15] Michelet, J., op. cit., p. 291. . В начале XX века один из самых знаменитых французских историков, работавших в рамках этого направления, Ашиль Люшер, устраивает «королю-неудачнику» Людовику VII настоящий разнос — за то, что тот развелся с Алиенорой, лишив тем самым Францию Аквитании. Для этого историка «развод Людовика с королевой Алиенорой был одной из самых тяжелых политических ошибок, допущенной, правда, в те времена, когда правители еще не умели жертвовать собственными вкусами во славу интересов государства» [16] Luchaire, A., Histoire de France, sous la direction d’E. Lavisse, t. III, Paris, 1911, p. 28–29. .